— Его звали Хо… Хо…— Ингмара свело жестокой судорогой, глаза закатились.— Милосердная Богиня! — Лоцман прижал маску ему ко рту, пустил кислород. Слова будто комьями застревают у северянина в горле, душат его и пытаются погубить. — Молчи, не хочу ничего слышать! — рявкнул он, едва актер ровно задышал и открыл глаза.Ингмар отвел от лица маску и сел, опираясь на обе руки. Посмотрел на кислородную подушку, на Лоцмана и с виноватым видом растянул в усмешке посеревшие губы.— Не положено потчевать тебя байками о других Лоцманах и Хоз… — Он поперхнулся. — Строго-настрого запрещено, сам видишь. Доброй ночи. — Северянин поднялся на ноги, миновал строй малахитовых чаш с цветущими розами и пропал из виду; шелест шагов потонул в нескончаемом пении Замка.Лоцман был сбит с толку. Что за ерунда? С чего это актер не имеет права поведать о самом интересном? Надо же — у Ингмара прежде был другой Лоцман и даже не Богиня, а Бог. Кто бы мог подумать! Обидно: оказывается, я на удивление мало знаю о своих актерах — да и обо всём прочем тоже. И это называется охранитель мира…— Лоцман, — вздохнул нежный голос.Он вскинулся, заозирался. Красавица в черной полумаске выступила из-за усыпанного белыми цветами куста.Взамен разорванного кимоно на ней было зеленое платье из плотной материи, однако ноги остались босыми, а на голове поблескивала самоцветами знакомая диадема. Слава Богине — она пришла!— Слышала я, как ты расписывал меня Ингмару, — начала она. — Спасибо, что не приврал. — Женщина печально вздохнула. — Я не такая уж стерва, как тебе показалось. Мучить актеров — бесчеловечно, понимаю… но тяга к жестокому сидит во мне, она порой сильнее, чем… — красавица с трудом подыскала верные слова, — чем добрые инстинкты. А сегодня всё как-то не так, я сама не своя… Лоцман, — она протянула руку, пригладила его густые, черные с проседью, волосы, — мой бедный седой Лоцман. Прости, мне очень неловко за сегодняшнее.Он поймал ее запястье и придержал, вглядываясь в загадочное, полускрытое черным шелком лицо:— Зачем тебе маска?— Прятаться.— От кого?— Дурацкий вопрос. — Она недовольно повела плечами, и Лоцман поспешил спросить о другом:— Кто ты?— Хозяйка.— Второе «я» нашей Богини?Женщина прищурилась; он уловил движение длинных ресниц в прорезях полумаски.— Напрасно Ингмар наболтал тебе лишнего… — протянула она. — Согласна: второе «я».— То есть тяга к жестокому сидит в самой Богине? — уточнил Лоцман, озабоченный будущим своих актеров.— Ну-у… можно сказать и так, — неохотно признала Хозяйка. — Ведь мы с тобой — ее воплощения.— Замечательно, — хмуро бросил он. — Великая честь — воплощать в себе такую злыдню.— Не богохульствуй! — возмутилась женщина. Лоцман продолжил расспросы:— А почему ты не появлялась раньше?— Хозяйка всегда скрывается от обитателей мира, — отозвалась она холодно. — И от Лоцмана тоже.— Отчего же сегодня вышла? Стало невтерпеж? — Она выдернула руку из его пальцев. Гордые губы сурово сжались, женщина отступила.— Погоди обижаться, — попросил он. — Я пытаюсь понять, что к чему.Хозяйка смягчилась.— Я и сама не понимаю толком. Что-то изменилось в мире — я пока не разобралась, что именно. Но мне захотелось к тебе явиться, и я смогла. — Она потянулась к Лоцману, заставила его нагнуть голову и прохладными, как ночной ветерок, губами коснулась лба. — Я еще приду к тебе, хочешь? — Хозяйка неожиданно смутилась, переступила с ноги на ногу и попала босыми пальцами на край полотняной салфетки. — О-о, что тут лежит! — вскричала она обрадованно, словно только сейчас обнаружила принесенный Ингмаром пирог.— Я съем кусочек?— Сколько угодно. Постой, я сделаю ужин. — Лоцман оглянулся, прикидывая, где расставить посуду с яствами.— Не трудись. — Красавица засмеялась. — Я хочу только пирога.Он поднял угощение вместе с салфеткой, разломил пополам и поднес Хозяйке.— Благодарю. — Она выбрала себе долю и съела, откусывая маленькими кусочками и смакуя. — Восхитительно. В наших кладовых довольно всяческих запасов, но клянусь Ясноликой, Эстеллина стряпня превосходит всё.Хозяйка заметила, что не притронувшийся к пирогу Лоцман глядит на нее во все глаза, и улыбнулась с тихой нежностью, так не похожей на страсть, свидетелем которой он был несколько часов назад.— Мир изменился, это правда — но пусть бы он изменился к лучшему. Доброй ночи.Лоцмана неодолимо потянуло коснуться ее на прощание, сказать: «Как жаль, что ты уходишь». Он придвинулся, хотел было взять ее за руку — но Хозяйка неожиданно шарахнулась, точно от ядовитой змеи.— Нет! — И еще раз, жалобно, со всхлипом: — Нет!— Ты что? — обескураженный, он отступил.— Я поняла… Не подходи! — выкрикнула Хозяйка с надрывом, хотя Лоцман и не думал трогаться с места. — Я всё поняла! О-о, Светлоликая, будь же милосердна!— Великий Змей! Что ты раскричалась? — Он сосредоточился — и сотворил на ладони серебряный кубок с вином. — Глотни-ка.Женщина отшатнулась.— Это твоя кровь, — вымолвила она трагическим шепотом. — Побереги ее!— Конечно, сберегу, — кротко согласился Лоцман, посчитав, что Хозяйка внезапно повредилась в уме. — Смотри: она будет храниться здесь. — Он поставил кубок на край малахитовой чаши. — А теперь пойдем…У нее задрожали губы — казалось, гордая красотка вот-вот ударится в слезы. В голубых сумерках лицо в полумаске казалось призрачным и еще более прекрасным, чем при ярком солнце.— Дурачок, — прошептала она, — не понимаешь…Хозяйка вдруг повернулась, кинулась бежать и в мгновение ока растаяла в душистых зарослях вечернего сада. Стало тихо, только посвистывал и напевал ветерок да жалобно позванивали осыпающиеся с печаль-дерева цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127