.. Немцы народ аккуратный: лежат убитые на земле, под каждым солома расстелена. Грузовик гробов привезли - гробы дубовые, крепкие... Сгрузили мы гробы, ямы копаем. Лопата хорошая, что коса отточена. Лопата - оружие надежное. В рукопашном бою - особенно. Отошли конвойные, на чью-то могильную плиту пулемет поставили. Кладбище каменной стекой огорожено. За стеной - часовые, каски видно. Все равно кто-то попробовал уползти... Крики вдруг, стрельба... И тут я мальчонку увидел, лежит в траве, худенький такой... - Костя пристально посмотрел на меня. - Помню тебя в войну мальчишкой... Похож на тебя был тот пацан, просто вылитый... Лежит и ручонкой вот так показывает мне и моему сотоварищу: ложитесь, мол, ползите. Бросили лопаты, поползли... Трава высокая, будто в воду канули. Подползаем к каменному склепу... Мальчонка вниз, что-то повернул, открылась железная дверь. Малец в дверь, мы - за ним... Пересидим, думаю, суматоху, ночью, как стемнеет, уйдем.. А мальчонка щелк - карманный фонарик включает. Видим, в склепе как бы нора и еще дверка, только не железная, а каменная. Втиснулся мой товарищ в нору, за ним и я, а мальчонка забрался и дверь закрыл... Хороший мальчонка и так на тебя похож, что я его твоим именем назвал... Смолчал, может, и имя было как твое... Ползли сначала, потом стало просторнее, пол плитой выстелен, свод и стены каменные. А сердце - будто щур пойманный... Не верится, что бежали. Видывал я, как выдра прячется, сидит на льдине, а потом бурть - будто ее и не было... Идем, мальчонка фонариком светит. В тайник попали, думаю. Потом соображаю: это же подземный ход! Еще от деда слыхивал про него, только дед говорил, будто ход завалило... Дышать тяжело, душно, сыро. В одном месте ход сузился, не ход, а лисья нора, ни каменных стен, ни пола, ни свода. Легли, поползли...
Товарищ мой в грудь был ранен, в легкие, вижу, потемнел лицом, еле движется.
Словно наяву увидел я то, о чем рассказывал Костя Цвигузовский.
Ход круто пошел вниз, с потолка, со стен стали срываться капли воды, пол стал мокрым. Беглецы догадались, что идут под рекой. Каменной кладки не стало, ход был просто прорублен в толще известняка. Под ногами зажурчал холодный живой поток. Вода была по колено Косте и его товарищу, по пояс мальчугану. А ход все опускался. Вскоре беглецы брели по пояс в воде, а мальчуган шел на цыпочках, чтобы не захлебнуться, высоко поднимал над головой горящий фонарик.
- Костя! Костя! - долетел чей-то тревожный голос. - Тебя на почту вызывают. Звонить кто-то будет...
Рассказ прервался, Костя торопливо встал, вбежал в дом, вернулся переодетым, вывел из сарая велосипед...
Костю вызвали на совещание в Псков, я вернулся в Порхов. На автобусной остановке меня ждала Зина.
- Я каждый день прихожу... Всего два автобуса, живем рядом. Рассказывай, что узнал!
Выслушав меня, Зина вздохнула:
- Опять не до конца... В музее говорят, что никакого хода не было, а мне думается - был...
Через четыре дня я вернулся на родину. Когда шел берегом Лиственного озера, показалось вдруг, что я никогда и никуда не уезжал, всегда был здесь и жизнь была неподвижной и прозрачной, как озерная вода. Старая Проса была в тревоге, тужила, что пропала черная курица.
- Может, ястреб унес? - высказал я предположение.
- Не, не ястреб - сова... Совы есть - кур дерут. Прилетит днем, бух на курицу и задерет... Кругом напасти. Боров все гряды избуравил, в саду гада застебала... Лето сухое, вот и ползут в деревню из болотины.
Я спросил Просу про Костю Цвигузовского.
- Сейчас вроде тверезый. Тверезый-то он хороший, а напьется, так кричит, буянничает, кулаком сулит. Он и в партизанах один раз напился, так пулемет отобрали, посадили на ночь в хлевину... Бранили потом.
Проса вдруг вспомнила, что я уезжал...
- Съездил-то удачно? Узнал чего?
- Узнал... Только Костя знает самое главное... Рассказать не успел...
- Так найди Костю. Только он на месте не сидит, некогда, то сам работает, то другим помогает. Искать надо. Был бы бинокль, он бы так и притянул... Может, он на покосе, а может, и в кузнице...
Костю помог мне найти мальчишка. Около озерка Слепец, на сплавине Костя чинил продырявившуюся комягу. Рядом лежали сети, липовый черпак и зесло...
Выслушав мою просьбу, ветеран нахмурился.
- Вспоминать - душу бередить... Ладно, доскажу... Спасибо, что пришли. Ватагой веселее... Бывает, не с кем и рыбу половить... Без дружков живу. Кто старше меня, кто млаже. Ровесников нет - сложили головы.
День стоял теплый и ласковый, над Слепцом кружили дикие утки.
Рассказ Кости был прост и суров.
- ...Кто там? Кто? - тревожно спросили из-за двери. - Пароль?
- Белый камень, - ответил мальчуган.
Дверь с шумом открылась, и Костя увидел подземелье с низким каменным сводом и корявыми стенами. На валуне теплилась жировая плошка, огонек ее был похож на осенний осиновый лист. На полу, на снопах соломы лежали раненые: смутно белели бинты, слышались стоны.
В древности в подземелье был, видимо, склад: в углу теснились дубовые пороховые бочки, грудой лежали огромные каменные ядра, а рядом с ними ствол от старинной пищали. По стене спускалась цепь грубой железной ковки...
- Под землей жутко, - признался Костя. - Темнота - глаз коли... Будто из полдня прямо в полночь попал... Сыро, пахнет что в погребе. Окоп пашней пахнет, а тут иной дух, тяжелый... Где идешь стоя, а где и ползком приходится. В одном месте на спине полз, извиваюсь, будто уж на болотине. Обвала страшно. Придавит, и сразу тебе могила - на веки вечные. Одно слово подземелье... Кто ад выдумал, тот точно под землей бывал.
- И в лазарете... страшно? - спросил кто-то из мальчишек.
- Нет, там потолок надежный, люди рядом, да и огонь всегда горел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14