”
Сказано – сделано.
Через две недели кривой-косой “ЗИГ-Зауэр” калибра 9 миллиметров с коробчатым двухрядным магазином емкостью на 15 патронов к весом девятьсот граммов лежал во вместительном внутреннем кармане Роланда Эстерсона. Впервые за долгие месяцы он позволил себе улыбнуться трижды за одно утро, хоть и странное это было дело – улыбаться приближению собственной смерти.
Не раз и не два за этот день Эстерсон прикладывал руку к груди. Но не к сердцу, отнюдь. Там даже сквозь комбинезон отчетливо холодил тело его стальной друг. Эстерсон постоянно ощупывал его – словно пытаясь удостовериться, что пистолет на месте, что он не потерялся и не сбежал.
Весь следующий день Роланд провел в сентиментальном оживлении.
Он был необычайно любезен с сослуживцами. В обеденный перерыв угостил Грузинского мартини и подарил сеньоре Талите свои золотые часы. Привел в порядок бумаги и даже нанес прощальный визит “Дюрандалю”, который уже стоял на катапульте в шахте № 8, полностью готовый к испытательным полетам вокруг Цереры.
Эстерсон старательно прощался с жизнью. А когда вечером, точнее, поздно ночью, он пришел домой, то понял: пора действовать.
Он вошел в туалетную комнату – единственное помещение, которое не просматривалось наблюдательными камерами (точнее, оно начинало просматриваться в случае если клиент не выходил из него дольше двенадцати минут).
Роланд встал напротив зеркала и достал пистолет.
Перед тем как засунуть в рот холодное дуло, Эстерсон бросил взгляд в зеркало – в конце концов с собой ведь тоже нужно попрощаться!
То, что увидел Эстерсон в зеркале, поразило его, более того – испугало. Да так, что ослабевшая рука с пистолетом безвольно скользнула вниз.
На него смотрел немолодой усталый человек в мятом, несвежем комбинезоне с претенциозной эмблемой концерна “Дитерхази и Родригес” на груди. На эмблеме уродливый голошеий стервятник (по замыслу дизайнера, конечно, орел) и пузатый лев (больше похожий на мутировавшего гривастого бульдога) поддерживали стилизованную под старину карту звездного неба, на фоне которой гордо реял некий технобуревестник (надо полагать – истребитель).
Человек из зеркала сильно сутулился. Его темно-русая борода была длинной, неухоженной и, прямо скажем, мерзкой. Длинные седые космы – жирные и немытые, спускались на самые плечи. Лицо – изможденное, словно бы желтушное. Глаза незнакомца из зеркала, под которыми набрякли малоэстетичные синие мешки – стигматы методичного пьянства и недосыпания – светились тусклым огнем безумия.
В общем, ни интеллекта, ни тонкой душевной организации лицо нелепого бородача не отражало. И симпатичным его мог бы назвать разве что святой, которому все равно какого урода возлюбить.
“НЕУЖЕЛИ ЭТО Я?”
Эта мысль, родившаяся невесть в каких дальних доменах мозга Роланда Эстерсона, чудом сохранивших адекватность, больно хлестнула по самолюбию.
“Неужели это я, потомок вице-адмирала Карла Эстерсона, сумевшего дважды бежать из андобандского лагеря для военнопленных?” – шепотом проговорил Роланд, и его рот искривила гримаса муки.
“Неужели они все видят меня таким?”
Эстерсон закрыл глаза, чтобы больше не видеть отвратительного, жалкого бородача. А может, чтобы не заплакать.
Конструктор спрятал пистолет в карман.
Нет, он не сведет счеты с жизнью. Ведь разве он жил все эти годы?
Часы показывали полночь и узел служебных гейтов был погружен в нее по самую стеклокерамическую крышу. Снулые роботы-уборщики вылизывали полы своими намыленными языками, рабочие ночной смены нехотя заступали на вахту.
Бодрый и подтянутый Роланд Эстерсон стоял у гейта шахты № 8 и вел стандартную беседу с “Диотимой”, системой допуска в рабочую зону космодрома. Эстерсон был тщательно подстрижен и даже пахнул дорогим одеколоном – рождественским подарком сеньоры Талиты. На нем был новый, не без щегольства скроенный комбинезон из блестящего криошелкового волокна, высокие кожаные ботинки и “умный” пояс, нашпигованный всякой полезной чертовней наподобие портативных источников питания и аптечки первой необходимости.
На спине у Роланда висел вместительный рюкзачок. Судя по тому, как натянулись ремни рюкзачка, в нем лежало килограммов десять полезного груза. С учетом уменьшенной силы тяжести, рюкзачок на самом деле тянул едва ли не на все земные тридцать.
– Ваши имя и фамилия?
– Роланд Эстерсон. Сегодня у меня счастливый день. Можете звать меня Роло.
– Уровень доступа?
– Первый, исключительный. Дальше уже некуда, откровенно говоря.
– Пароль?
– “Золотая Фрейя пряла золотые нитки”, – произнес Эстерсон на шведском.
– Пароль неправильный, – с механической монотонностью проговорил девичий голос. – Повторите пароль.
– Ах черт! Конечно неправильный! “Конь Одина Слейпнир был слеп и нервен искони”.
– Цель визита?
– Промышленный шпионаж.
– Извините, господин Эстерсон, но такой дескриптор отсутствует в моей базе данных. Повторите цель визита.
– Угнать “Дюрандаль” и смыться на нем туда, где раки зимуют.
– Повторите цель визита!
Эстерсон тяжело вздохнул – придется отвечать по форме. Снова повторять навязшие на зубах глупости, которые он уже повторял тысячи раз раньше. Никому не нужные глупости, между прочим! Ведь все эти кони Одина и золотые Фрейи – они всего лишь страхуют систему опознавания по радужной оболочке глаза и сенсор запахов. А эта дура заладила – “цель визита, цель визита”…
С другой стороны, а чего он хотел от куска железа, оснащенного девичьим голосом и названного не без помпы Системой Безопасности Входных Гейтов “Диотима”?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26