Командир направился к одной из дальних дверей в глубине двора. У двери он обернулся и взглянул на Марью Сергеевну. У него было полное немолодое лицо. Ничем не был он похож на Колю Серова.
По темноватой лестнице Марья Сергеевна поднялась на шестой этаж. На двери квартиры 28 блестела начищенная дощечка с надписью: «Профессор Илья Яковлевич Медников». Надпись была сделана еще по старому правописанию, с твердыми знаками и ятью. Марья Сергеевна остановилась перед дощечкой, стараясь отгадать, кто этот Медников. Жилец? Сосед? Его зовут Илья… Вероятно, отец Катерины Ильиничны, а Быстрова она по мужу…
Пока Марья Сергеевна медлила перед дверью, внизу раздались чьи-то шаги. Кто-то быстро взбегал по лестнице. Марья Сергеевна глянула вниз, в пролет, и увидела ту самую девочку, которая во дворе чуть не сбила ее с ног. Девочка бежала легко, перескакивая через ступени. Когда они встретились глазами, она крикнула:
– Вы к нам? Я так сразу и подумала, что вы к нам…
Марья Сергеевна поджидала ее на площадке. Девочка взбежала на шестой этаж, почти не запыхавшись. Это, конечно, дочка Катерины Ильиничны, и Марья Сергеевна удивилась, как это она сразу не догадалась. Катерина Ильинична тоже была такая же рослая и черноволосая, только в волосах много уже седины; тот же крепкий прямой носик, тот же крупный рот, те же брови… «Ей никак не больше шестнадцати, – подумала Марья Сергеевна. – Может быть, и шестнадцати нет…»
Впрочем, в глазах у девочки уже не было того детского счастья, которым полны они были давеча, там, на дворе. Она оглядела Марью Сергеевну с тревогой, ожиданием и некоторой даже строгостью.
– Вы от мамы, да? – быстро и негромко спросила она, пробежав последние ступеньки.
Марья Сергеевна кивнула.
– Я так и думала, что вы оттуда, – продолжала девочка. – У вас юбка в глине. – Она глядела Марье Сергеевне в лицо со все возрастающей тревогой. – Что с мамой? Что с ней случилось?
– Вас зовут, кажется, Соня… – начала Марья Сергеевна.
– Она убита? – спросила девочка.
Марья Сергеевна опять кивнула, пораженная ее догадливостью, и отвернулась.
Она слышала у себя за спиной дыхание девочки. Ни всхлипыванья, ни вздоха. Так стояли они довольно долго. Потом Марья Сергеевна нащупала в кармане своей жакетки пакетик, крест-накрест перевязанный бечевкой, вытащила его и обернулась.
Глаза девочки были широко раскрыты, и слезы катились по щекам, собираясь на подбородке.
– Снаряд? – спросила она.
– Нет, – сказала Марья Сергеевна. – Нас обстрелял самолет.
– Когда это было?
Марья Сергеевна подумала.
– В четверг…
– Ее похоронили?
– Нет. Нас сразу вывели из рва, и больше мы туда не возвращались. Там теперь немцы… Вот…
Она протянула девочке пакетик. Это были перевязанные бечевкой письма в конвертах, паспорт, три сторублевки, фотография лысеющего мужчины в сером пиджаке и в галстуке – все, что хранила при себе Катерина Ильинична.
Девочка взяла пакетик и держала его в протянутой руке, даже не взглянув. Большие слезы падали на каменные плиты лестничной площадки.
Марья Сергеевна осторожно коснулась плеча девочки.
Вдруг за дверью раздались приближающиеся мягкие шаги. Девочка вздрогнула, лицо ее сразу стало спокойным. Она рукавом отерла слезы со щек и спрятала пакетик под блузку.
– Уйдите, пожалуйста… – торопливо шепнула она Марье Сергеевне. – Спасибо вам…
Не успела Марья Сергеевна спуститься на несколько ступенек, как брякнула дверная цепочка, дверь квартиры 28 распахнулась, и на пороге появился небольшой человечек в голубом халате и красных мягких туфлях. У него было горбоносое старческое личико с седыми до голубизны усами. Держался он прямо, и голова его в черной ермолке была откинута назад важно и не без надменности.
– От Кати? – спросил он резким голосом.
– Да, – сказала девочка спокойно, стараясь не выпустить его на площадку и загораживая от него Марью Сергеевну. – Она просила передать, что еще там задержится.
– Я говорил, что нам уезжать рано, – сказал он. – Мы будем ждать ее.
Девочка осторожно втолкнула его назад в квартиру и сама вошла вслед за ним. Дверь захлопнулась.

2

Марья Сергеевна жила на улице Маяковского, которая раньше называлась Надеждинской, а еще раньше, лет сто назад, Шестилавочной. Она сошла с трамвая на Невском и пошла по своей родной улице, знакомой до каждой трещины в тротуаре, внимательно глядя по сторонам. Она сразу заметила, что здесь за время ее отсутствия произошли изменения, бо?льшие, чем в тех местах города, где она успела побывать.
Уже во втором доме от угла были выбиты все стекла. Поравнявшись с родильным домом имени Снегирева, она увидела широкий пролом в стене, выброшенные в палисадник скрюченные железные кровати. Напротив, в больнице имени Жертв Революции, один из белых двухэтажных корпусов был сметен наполовину. Дом на углу улицы Жуковского был совсем уничтожен, и только искривленные железные балки торчали в небо. Лишь один край его, самый дальний от угла, все еще держался, словно на весу, и с улицы можно было видеть внутренность квартир, словно вскрытых огромным ножом: яркие пятна зеленых, желтых и синих обоев, фотографии на стенах, шкаф без дверец с висящим в нем пиджаком, и над всем, на самом верхнем этаже, зеркало, отражающее ясное бледное сентябрьское небо.
Сюда, видимо, попала особенно крупная бомба, потому что стекла во всех окнах были выбиты до самой улицы Некрасова. Марья Сергеевна пошла быстрее, торопясь увидеть свой дом. Впрочем, она не очень волновалась. Никого из близких у нее дома не было, а дорожить вещами ей сейчас казалось нелепым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29