На верхней ступеньке крыльца стоял Эрик Коллинсон.
– Какого дьявола вы тут делаете? – мрачно спросил я.
Возбужденно и сбивчиво он рассказал мне целую историю. Насколько я понял, Коллинсон каждый день звонил доктору Ризу и справлялся о здоровье Габриэлы. Сегодня, то есть уже вчера, ему не удалось застать доктора. Он даже позвонил в два часа ночи, но ему сказали, что доктора еще нет и никто из домашних не знает, где он и почему не пришел. После этого ночного звонка Коллинсон поехал к Храму с надеждой увидеть меня и выяснить, что с девушкой. Он и не собирался подходить к дому, пока не увидел, как я выглядываю из двери.
– Кого вы увидели?
– Вас.
– Когда?
– Вы выглянули всего минуту назад.
– Вы видели не меня, – сказал я. – Что ж вы все-таки видели?
– Кто-то высунулся. Я решил, это вы, и подошел – я сидел на углу в машине. С Габриэлой ничего не случилось?
– Ничего, – ответил я. Расскажи я ему, что она исчезла, он бы взбеленился. – Говорите потише. Значит, домашние Риза не знают, где он?
– Нет, и волнуются. Пусть себе, лишь бы Габриэла была здорова. – Он положил руку мне на плечо. – Можно мне поглядеть на нее? Хоть одну секунду. Я ни слова не произнесу. Она даже не узнает, что я здесь. Необязательно сейчас... но вы могли бы это устроить?
Малый он был высокий, крепкий, молодой, за Габриэлу готов в огонь и воду. Я понимал – что-то случилось. Только не знал что. Помощь мне могла понадобиться, так что прогонять его не стоило. С другой стороны, и рассказывать правду не стоило – начнет еще рвать и метать.
– Заходите, – сказал я. – Я должен осмотреть дом. Хотите сопровождать меня – прошу. Только тихо, а дальше – посмотрим.
Он вошел с таким видом, будто я – святой Петр, открывший ему врата рая. Я захлопнул за ним дверь и повел через вестибюль к главному коридору. Кругом никого не было. Но недолго.
Из-за угла вдруг появилась Габриэла Леггет. Шла она босиком. Тело прикрывала лишь желтая ночная рубашка, забрызганная чем-то темным. Обеими руками она держала перед собой большой кинжал, почти меч. Он был красный, влажный. Красными, влажными были и ее голые руки. На одной из щек виднелся кровавый мазок. Глаза были ясные, блестящие и спокойные, лобик – гладкий, губы решительно сжаты. Она подошла, глядя в мои, вероятно обеспокоенные, глаза с полной безмятежностью. Казалось, она ожидала меня здесь увидеть, знала, что я ей попадусь.
– Возьмите, – сказала она ровным голосом и протянула кинжал. – Это улика. Я его убила.
– Гм, – выдавил я.
Все еще глядя мне прямо в глаза, она добавила:
– Вы – сыщик. Заберите меня туда, где таких вешают.
Руками мне шевелить было легче, чем языком. Я взял у нее окровавленный кинжал – широкий, с большим обоюдоострым лезвием и бронзовой рукояткой в виде креста.
Из-за моей спины выскочил Эрик Коллинсон и, раскинув дрожащие руки, бормоча что-то нечленораздельное, пошел к девушке. Она со страхом отпрянула от него, прижалась к стенке и взмолилась:
– Не пускайте его ко мне.
– Габриэла! – крикнул он, протянув к ней ладони.
– Нет, нет. – Она тяжело дышала.
Чтобы загородить девушку, я встал перед ним, уперся рукой ему в грудь и рявкнул:
– Угомонитесь!
Он схватил меня за плечи сильными загорелыми пальцами и стал отпихивать. Я решил ударить его в подбородок тяжелой бронзовой рукояткой. Но так далеко дело не зашло: не спуская глаз с девушки, он вдруг забыл, что хотел спихнуть меня с дороги, и руки у него ослабли. Я толкнул его в грудь посильнее, оттеснил к другой стене коридора и отступил в сторону, чтобы видеть сразу обоих.
– Потерпите. Надо узнать, в чем дело, – сказал я ему и, повернувшись к девушке, показал на кинжал: – Что произошло?
Она уже успокоилась.
– Пошли, сейчас увидите, – сказала она. – Только, ради Бога, оез Эрика.
– Он не будет мешать, – пообещал я.
Она хмуро кивнула и повела нас по коридору за угол, к небольшой приоткрытой железной двери. Она вошла первой. Я за ней. За мной Коллинсон. В лицо нам повеял свежий ветерок. Я задрал голову и увидел на темном небе тусклые звезды. Я взглянул вниз, под ноги. В свете, проникавшем сквозь дверной проем, мне удалось разглядеть, что мы шагаем по белому мрамору или, скорее, по пятиугольным плитам под мрамор. Было темно, если не считать света из двери. Я вынул фонарик.
Неспешно ступая босыми ногами по холодным плитам, Габриэла повела нас к какому-то серому квадратному сооружению, неясно маячившему впереди. Потом остановилась и сказала:
– Здесь.
Я включил фонарик. Свет заиграл, рассыпался по широкому белому алтарю, отделанному хрусталем и серебром.
На нижней из трех ступенек, лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал доктор Риз.
Казалось, он заснул. Одежда на нем была не измята, только пиджак и жилет расстегнуты. Рубашка потемнела от крови. В груди виднелись четыре одинаковые раны, как раз такой формы и размера, которые мог нанести этот большой кинжал. Из ран уже ничего не сочилось, но, когда я приложил руку ко лбу, он был теплым. На ступеньки и на пол натекла кровь, рядом валялось пенсне на черной ленточке, целое.
Я выпрямился и направил луч фонарика девушке в лицо. Она моргала, жмурилась, свет ей мешал, но лицо оставалось спокойным.
– Вы убили? – спросил я.
– Нет! – завопил Коллинсон, словно только что проснулся.
– Заткнитесь, – приказал я ему и подошел к девушке поближе, чтобы он не мог вклиниться между нами.
– Так вы или не вы? – переспросил я.
– А что тут странного? – спокойно спросила она. – Вы же слышали, что говорила мачеха о проклятии Дейнов, о том, что было и будет со мной и со всеми, с кем сведет меня судьба. Так чему удивляться? – И она показала на труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61