– Глушь? Это вы напрасно так! – обиделась Катя, – Да разве у нас глушь? И кто, интересно, лес ростить будет? Вы-то, городские, не больно идете!
– Ну прости, прости, Катюша! – со смехом перебил ее Олег. – Честное слово не хотел тебя обидеть!
– А что мне обижаться? – возразила девушка. – Сама-то я знаю, что моя профессия не хуже любой другой. И много знаний требует. Вот вы, наверное, думаете, что про нашу тайгу, – сделала девушка ударение на первом слоге, и знакомое слово «тайга» прозвучало для Волкова как-то по-особому романтично, – все-все знаете?
– Не все, конечно, но кое-что знаю. Как-никак почти местный.
– И нодью знаете как делать?
– Слышал, вообще-то. Но самому не приходилось.
– А вот деда у меня мастак по этой части. Не хуже любого ханта ладит. Рассказать вам его «технологию»?
– Расскажи, это интересно.
– Значит, так. Перво-наперво берет он две лесины, сухары, конечно. Подтешет их немного топором – так, чтобы плоскости у них появились. Потом «насеку» делает – взрыхляет древесину, чтобы лучше горела. Вбивает в землю колышки и приспосабливает лесины так, чтобы одна над другой держались и между ними зазор был. Бересту в зазоре поджигает, с подветренной стороны лапнику набросает и спит себе…
– А если ветер вдруг переменится? – поинтересовался Олег.
– Так что ж? В тайге не у тещи на блинах. Лапник в охапку и с другой стороны ложись!
– Молодец, Катюша. Спасибо тебе за науку. Теперь буду знать, как нодью приготовить. Может быть, когда-нибудь эта премудрость и пригодится.
– С первого-то раза у вас может и не получиться, – предупредила девушка, – еще и чутье надо, какие лесины выбрать.
– Выходит, еще какой-то секрет есть?
– Секрет не секрет, опыт нужен… Взять хотя бы нас с мамой. Раньше, бывало, на каникулы примчусь – сразу стряпню затею. Пироги рыбные, шаньги с черемуховой мукой – деда-то мой очень такие шанежки с молочком уважает… И, знаете, уж вроде и стараюсь изо всех сил, все по рецепту делаю, а только у мамы все равно вкуснее получаются! Подрумяненные такие, с хрустящей корочкой…
– Ну, мама есть мама. Не горюй, еще научишься!
– Научусь, конечно. Да только не у мамы… – вздохнула девушка. – Утонула она прошлый год – моторка перевернулась… И плавала она хорошо, да вот не выплыла. Осенью-то у нас в Конде вода шибко студеная…
Олег хотел было что-то сказать, как-то утешить девушку, но передумал. Понял, что слова сейчас не нужны.
Неподалеку хрустнула ветка.
– Ой, кто-то ходит! – испугалась Катя. – Не ваш ли…
Волков направил Орлика в заросли кустарника, откуда донесся звук. Положив руку на кобуру, он внимательно осматривал землю – нет ли каких следов? Но ничего подозрительного не заметил. Остановив жеребца, он прислушался… Тихо.
– Показалось, наверное! – крикнул Волков, успокаивая девушку.
В ту же секунду совсем рядом затрещали ветки, и он увидел, как огромный лось, высоко задрав голову с большущими ветвистыми рогами, сшибая грудью молодые осинки, помчался в глубь тайги.
– Ух ты! – воскликнул Олег, вытирая со лба внезапно прошибший его холодный пот. Появление лося было так неожиданно, что он откровенно испугался.
«А если бы то был Рыбаков? – пришла внезапная мысль. – Вообще в штаны наложил бы, да? Расслабился ты, друг дорогой, шуры-муры разводишь! – ругал себя Волков. – А преступник, может, действительно где-то рядом! Эх ты, Аника-воин!»
Он ругал себя, но воображение рисовало совсем Другую картинку: Рыбаков, обросший щетиной, страшный, внезапно преграждает им дорогу. Бандит совершенно уверен в своей безнаказанности. Почему бы не напасть, не завладеть лошадьми? Ведь это проще пареной репы! Девчонка не в счет – сама умрет со страха… Светловолосый парень в комбинезоне – обыкновенный сельский тракторист… Вперед!
Но Олег молниеносно выхватывает пистолет, короткая схватка – и преступник уже связан, посажен на Рыжуху!
И Кате волей-неволей придется ехать в одном седле с Олегом… Как здорово бы было!
– Ох и перетрусила я! – призналась ему Катя, когда он подъехал к ней. – А вы?
– И я тоже! – честно признался Олег. – До сих пор все поджилки трясутся! – расхохотался он.
Дорога пошла сосновым бором. Между стволов деревьев тихо клубился туман, подсвеченный лучами солнца. Было совсем тихо, только пофыркивали лошади, мягко ступая по желтому влажному песку дороги, да изредка раздраженно перекликались вспугнутые кедровки.
Неожиданно, пересекая полоски света на дороге, быстро прошмыгнул бурундучок. Он с ходу вскарабкался на ствол сосны и, усевшись на суку, беспокойно завертел головой, разглядывая всадников.
«Кто такие? Чего надо?» – казалось, спрашивал он, забавно раздувая мешочки на щеках и поблескивая бусинками глаз.
«Не бойся! Не тронем мы тебя, не тронем!» – подумал про себя Волков, разглядывая зверька. Он знал, что бурундук чрезвычайно запаслив – заготавливает себе на зиму до двадцати килограммов кедровых орехов. Но и жаден, говорят, необычайно… Среди охотников ходит байка, что если кто-нибудь разорит его припасы, бурундук находит в лесу подходящую рогульку и виснет в ней горлом. То есть от отчаяния и жадности кончает жизнь самоубийством…
Но это, конечно, только байка. Зачем бурундуку вешаться, если у него запасы в разных местах припрятаны? На пятерых таких, как он, орехов с избытком хватит! А коль не хватит, так он орешков-то и у ронжи позаимствовать не побрезгует. Все равно глупая птица часто и сама забывает, где у нее чего припрятано. А вешаться?.. Конечно же, это просто охотничья байка!
– Эй, Василий Пантелеевич, привет! Как нынче шишковать будешь, а? – вдруг громко и весело крикнула Катя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46