…Лифт в Танькином доме в это утро не работал, поэтому Кислицину пришлось подниматься пешком на пятый этаж, где располагалась квартира бухгалтерши.
Поднявшись на нужный этаж, Гоша разгорячился и разгневался ещё сильнее. Тяжело дыша, он подошёл к двери Танькиной квартиры и вдавил большим пальцем правой руки кнопку дверного звонка.
От трелей, раздавшихся в квартире Ивановой, должны были зазвенеть даже окна. Звонок такой мощности Кислицин поставил ей сам, когда год назад, будя Таньку, ему пришлось долбить по двери ногами, переполошив всех соседей.
Кислицин со злорадством в душе не отпускал кнопку до тех пор, пока дверь Танькиной квартиры не открылась и на пороге не появилась сама хозяйка, одетая в белый махровый халат.
Её крашеные светлые волосы торчали в разные стороны, круглое лицо было сильно помято. Её большие синие глаза, припухшие ото сна и похмелья, удивлённо вытаращились на Кислицина.
Верхняя часть её халата была сильно раскрыта, и поражающие своими размерами и белизной груди приветливо разъехались в разные стороны.
Именно на них и устремил свой взор Гоша Кислицин, при этом угрюмо произнеся:
— Ну, и чем вы здесь занимаетесь?
— Гоша, ты что? — удивлённо произнесла Танька и рефлекторно сдвинула края халата, лишив Кислицина единственного приятного зрелища.
Тот с раздражением посмотрел на её лицо.
— А ничего, — прорычал он в ответ и, втолкнув Татьяну в квартиру, сам переступил порог и захлопнул дверь.
— Ты что, забыла, жертва пьяного акушера, о чем мы с тобой в пятницу договаривались?
— Сегодня же понедельник, — обиженно произнесла Танька, уперевшись руками в бока, при этом её шары в приветливом развороте снова раздвинули края халата.
— Вот именно, что понедельник, — подтвердил Кислицин, — мы с тобой куда сегодня собирались ехать?
— Ой! — всплеснула руками Танька, закрыв ладонями лицо, при этом её локти прикрыли груди, и теперь Гоше улыбалась узкая длинная щель между ними.
Гоша снова перевёл взгляд на закрытое ладонями лицо Таньки:
— Вспомнила, старая потрахушка, что мы с тобой сегодня в налоговую должны с утра ехать.
Танька рывком отняла ладони от лица и произнесла, решительно глядя на Кислицина:
— Точно… Вот блин, совсем из башки вылетело… Но погоди, я сейчас быстро соберусь…
Она развернулась и решительным шагом направилась в сторону ванной, на ходу давая комментарии произошедшему:
— Это все из-за Петьки, мы вчера с ним выпили немного… Я тебе говорила о нем, мы с ним неделю назад познакомились.
Гоша пропустил мимо ушей все эти Танькины объяснения и спросил:
— У тебя попить что-нибудь есть… безалкогольное?
— Там, в зале на столе посмотри, — крикнула Танька и захлопнула за собой дверь ванной.
Кислицин прошёл в большую комнату и мельком оглядел обстановку. Она была привычной для взора Гоши, таковую он не раз заставал, заезжая за Танькой по утрам.
В центре комнаты стоял стол, уставленный пустыми бутылками из-под выпивки и тарелками с остатками еды. На полу валялись пустые банки из-под пива и использованные презервативы.
Словом, обыкновенная картина сексуально-алкогольного побоища, произошедшего в квартире накануне вечером.
На широко расстеленном диване лежала одна из жертв этой битвы — здоровенный рыжий детина уткнулся носом в подушку. Из одежды на мужчине были одни лишь плавки, и, несмотря на то что мужчина лежал лицом вниз, он умудрялся слегка похрапывать.
Однако, когда Кислицин зашёл в комнату и взял со стола недопитую литровую бутылку спрайта, храп прекратился, и рыжеволосый, оторвав опухшую морду от подушки, скривившись, посмотрел на Кислицина.
— Ты кто? — спросил проснувшийся, глядя, как Гоша, припав к горлу бутылки, поглощает остатки спрайта.
Удовлетворив жажду, Кислицин бросил бутылку на пол и, усмехнувшись, ответил:
— Я из общества трезвости и сексуальной моногамии. А ты и есть тот самый Петя?
Петя как будто не слышал всего, что сказал Кислицин, и снова задал вопрос:
— Ты что, Таньку чалить припёрся?
В словах новоявленного героя-любовника прозвучали нотки ревности.
«Только разборок с ревнивцем мне ещё не хватает», — подумал Гоша и вслух пояснил:
— Я её директор. Директор фирмы, где она работает. Понял?
Лицо рыжего поначалу ещё больше скривилось, затем вдруг неожиданно расплылось в хитрой улыбке:
— А-а-а, директор, — с усмешкой произнёс он.
Похоже, слово «директор» являлось для него синонимом слова «импотент» или «придурок» и не вызывало никакой другой реакции, кроме насмешки.
— Ну, ну, походи здесь пока, — произнёс Петька, после чего силы резко оставили его, и он снова уткнулся мордой в подушку.
«Господи, — снова подумал про себя Гоша, тяжело вздохнув, — на какой помойке Танька выискивает подобные „сокровища“ и что за кадры начнут появляться здесь лет через десять, когда Татьяна сильно постареет».
Кислицин вернулся в прихожую и застал там Таньку, которая уже умылась и, надев на себя юбку и кофточку, причёсывалась у зеркала.
Зачесав свои крашеные волосы назад, отчего они вздыбились на голове крутым гребнем, Танька воткнула в плотно сжатые губы взятую с трюмо губную помаду и, поводив ею, словно рычагом, влево-вправо, принялась активно жевать губы, размазывая по ним ярко-бордовую краску.
Наконец, нацепив на голову беретку и водрузив на нос дымчатые очки, Танька сняла с вешалки плащ и, повернувшись к Кислицину, сказала:
— Ну, я готова.
Кислицин придирчиво оглядел свою бухгалтершу и, тяжело вздохнув, произнёс:
— Ну ладно, для налоговой сгодится, они и не такое сожрут…
…Когда же они оба уселись в машину, всплыло ещё одно неожиданное обстоятельство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51