Я хочу сказать, что люди говорят правду — он волшебник!
— Ты что, совсем с ума спятил, Коротышка? Давай, забирай своего арестованного и пошли!
— Но посмотри на Гертруду! — сказал тот, указывая на девушку.
Верзила взглянул и разинул рот. Он снял шляпу и отвесил замысловатый поклон.
— Святой Моисей! Гертруда! — воскликнул он. — Ты как-то изменилась. У тебя новая прическа или еще что?
— Новая прическа? — повторил коротышка. — Она сбросила фунтов пятьдесят, и все стало на свои места. Сделала завивку и вспомнила, как надо улыбаться. И все это сделал он! — полицейский показал на О'Лири.
— О, пустяки, — скромно сказал Лафайет. — А сейчас, если вы, ребята, не возражаете…
Вдруг послышался резкий скрежещущий звук стали. Обнажились четыре острых клинка, взяв О'Лири в кольцо. Сержант смахнул свободной рукой пот со лба.
— Предупреждаю вас, сэр, ничего не предпринимайте! Не успеете начать свою абракадабру, как я воткну вам в живот все двенадцать дюймов стали!
Лафайет фыркнул.
— Все это становится просто глупо, — сказал он.
Единственная неприятность с этими снами — как только доходишь до самого интересного, обязательно что-нибудь случится. Придется сейчас проснуться, а завтра я снова попробую.
О'Лири сосредоточился.
«Ну, сейчас-то я уже овладел этим искусством, — с удовлетворением подумал Лафайет. — Надо просто представить себе картину, которую ты хочешь нарисовать в своем воображении…»
Кто-то резко дернул его за рукав. Черт — мешают. Трудно сосредоточиться. Пансион миссис Макглинт, старые фамильные обои, домашние уютные запахи, скрипучие полы… Он открыл глаза и увидел перед собой разъяренные лица. Лафайет снова зажмурился, пытаясь удержать ускользающую картину своей комнаты и представить ее более зримо. «Проснись! — скомандовал он себе. — Это просто страшный сон…»
Теперь все звуки вокруг стали стихать, он уже почти видел заляпанные стены, свою отгороженную занавеской кровать, стол с ящиками из-под апельсинов…
Кто-то снова дернул его за рукав. Он споткнулся, еле устоял на ногах. Лафайет открыл глаза. Прямо у самого уха послышался крик. Гул толпы стал усиливаться, доходя до прежнего уровня. Дыхание Лафайета образовало облачко перед лицом, как на морозе. Мушкетеры уставились на него, широко открыв рты.
— Ты видишь, Сарж, — с придыханием спросил Коротышка. — Как будто он закурил!
Все попятились. Полицейский с тремя нашивками стоял как вкопанный, тяжело сглатывая.
— Слушай, парень! — сказал он в отчаянии. — Я тебя прошу, пойдем спокойно, а? Я хочу сказать, что, если ты собираешься исчезнуть, то сделай это хотя бы при свидетелях. Ты понимаешь, что я имею в виду? А то, если я в своем рапорте все это опишу, да еще и арестованного не будет, отставка мне гарантирована, а я уже отслужил двадцать один год.
О'Лири убедился, что у него ничего не получается: он просто застрял в этом проклятом сне — по крайней мере до тех пор, пока не получит минутку тишины и спокойствия.
— Конечно, сержант, — сказал О'Лири, приняв гордую осанку, — я буду рад составить вам компанию. Она может быть весьма приятной, если вы не возражаете.
— Конечно, ведь пока он ведет себя мирно, ребята. А теперь, будьте добры, пройдемте сюда. — Сержант указал в направлении, где их ждал автомобиль.
О'Лири подошел к машине, подождал, пока один из мушкетеров не открыл заднюю дверцу, и сел на деревянную скамейку.
— Все ясно, — сказал он, — заводи.
Когда полицейские торопливо закрыли дверцу, О'Лири увидел четыре настороженных лица, в которых произошли какие-то странные изменения…
Большой сержант стал гладко выбритым, а громадные усы сержанта безболезненно перекочевали на лицо Коротышки и красовались над его верхней губой.
О'Лири улыбнулся и расслабился. Действительно, нет такой срочной необходимости возвращаться в реальность. Почему бы не побыть тут подольше, посмотреть, что еще выкинет его подсознание? А выйти из сна он всегда сможет и позже. О'Лири уперся ногой в противоположную скамейку и приготовился к поездке.
3
Это была двадцатиминутная поездка по ухабистой дороге. Лафайет крепился, хотя на каждой неровности его зубы клацали друг о друга. Вот тут-то он и пожалел, что не предусмотрел мягких сидений и окон в автомобиле.
Машину качнуло, она слегка накренилась и резко остановилась. Послышались шаги, голоса, что-то звякнуло. Дверца широко распахнулась, и Лафайет вышел из машины. Перед ним простирался широкий, вымощенный булыжником двор. По его сторонам возвышались вычурные фасады из грубо отесанного камня, украшенные колоннами и пилястрами, нишами со статуями, рядами освещенных окон с готическими арками. Наверху, в лунном свете, мрачно отливали зеленью скаты массивных мансардных крыш. Перед фасадами располагались аккуратно подстриженные газоны правильных геометрических форм. От легкого ветра листья высоких тополей мерцали серебром.
Яркие фонари на столбах освещали вход с колоннадой, похожий на пещеру. По обе стороны, словно проглотив аршин, застыли два стражника в широких штанах голубого цвета с красным отливом и в красно-желтых полосатых жакетах с пышными рукавами. Они держали аркебузы наготове.
— А сейчас, сэр, не будете ли вы столь любезны пройти вот сюда, — нервничая, сказал сержант, — я передам вас внутреннему караулу. После этого можете исчезать любым способом. Я только возьму расписку у дежурного, хорошо?
— Не волнуйтесь, сержант, я пока еще не собираюсь исчезать, — успокоил его О'Лири и в восхищении покачал головой. — Такого забавного полицейского участка я в жизни не видел.
— Не шути так, парень, — поспешно вставил сержант, — это ведь дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71