Нужно быть осторожней». Он взял чашку матэ и протянул ее старику.
— Пейте-ка лучше и расскажите мне о чудесах того мира, в который я никогда не попаду.
Сначала, когда лаборатория только строилась, Дюваль напускал на себя циничный и независимый вид. Он отчужденно следил за тем, как возводится слишком большое здание, которое заполняют дорогими и ненужными установками. Он с легкостью и злорадством подписывал сметы на неоправданно завышенные расходы. Но по мере того, как лаборатория заполнялась аппаратурой, отношение Дюваля к работе стало меняться. Он даже сам не заметил, когда это произошло.
Начиная со студенчества в РИСКе он был на вторых ролях, несмотря на свою одаренность. Маститые ученые как будто не замечали его, хотя зачастую прислушивались к его мнению. Дюваль постоянно испытывал чувство зависти. С самого детства его сокровенной мечтой было иметь собственное оборудование и лабораторию, в которой можно было бы проверить некоторые гипотезы, не дававшие ему покоя. В РИСКе была принята строгая субординация, и молодых не пропускали вперед.
Дюваль повзрослел и стал не хуже своих коллег. Но он понимал, что у него никогда не будет собственного полигона для воистину оригинальных исследований, и вряд ли ему удастся разрешить вопросы, мучившие его еще в юности. Каковы могут быть последствия увеличения массы дейтерия в стволе? Может ли ствол иметь более эффективную конструкцию, если отказаться от идеи последовательно искривленных поверхностей? Что за вещество появляется на «дымовых камнях» и светится в темноте? Дюваля постоянно преследовали эти вопросы.
Через несколько месяцев после начала строительства лаборатории Дюваль вдруг понял, что он может теперь беспрепятственно работать над этими проблемами. Так, находясь в плену, он впервые стал по-настоящему свободен в своих исследованиях. Вскоре он уже начал гордиться своим личным проектом. Кэни-сан заметил перемену, произошедшую с Дювалем, и ободрил его. В ответ Стрейкер распорядился отправить назад лишнее дорогостоящее оборудование и внес некоторые эффективные изменения в проект. Работа лаборатории стала постепенно налаживаться. По ночам Дюваль пытался уверить себя, что все равно не выдаст японцам самых главных секретов. Но исследования увлекали его, и он иногда переступал ту грань, которую мысленно наметил для себя. Позже он переехал в дом Хасэгавы.
— Я завидую, что у вас есть теперь новая семья, Сёнму-сан, — однажды сказал ему Ватару.
Дюваль размышлял об этом, когда Хосино в третий раз заехал в Тибу.
— Жаль, что вы не японец, Сёнму-сан. Мне кажется, вы могли бы стать хорошим мужем для какой-нибудь девушки на Садо. Правда, сначала вам нужно получить имя для своего рода. Вы не можете дать ей фамилию Сатурака. Я даже не могу ее правильно произнести, поэтому я называю вас Сёнму-сан. Вы главный директор в своей лаборатории, и на вас лежит большая ответственность. Вы — Сёнму-сан!
— Я никогда не смогу здесь жениться, — ответил Дюваль.
Он внутренне подобрался и почувствовал напряжение, которое обычно испытывал, когда хотел избавиться от тяжелых мыслей.
— Если я женюсь на Садо, то какое имя я дам своему сыну? Мистер Главный Директор? А какая женщина захочет иметь в зятьях гайдзина? Нет, Хосино, это невозможно.
— Тогда почему бы вам не пойти вместе со мной к учителям дзэн в Тибе? Они хорошие люди. Они научат вас понимать наши идеи и владеть собой. Садо станет для вас вторым домом. И если они спросят вас, ищете ли вы правду, ответьте им «да». — Он подмигнул. — Мы с вами оба космополиты, Сёнму-сан. Никто из нас не станет отрицать, что в жизни есть более важные вещи, чем Тяною. Но чайная церемония имеет значение для многих. Вы и я — мы оба знаем, что соблюдать обряды очень важно, если хочешь быть признанным. А признание приносит много радости.
Дюваль молча уставился перед собой. Ему стало душно — казалось, что старик неспроста говорит об этом вместо рассказа о чудесах. Мечтательно уставившись перед собой и сделав непристойный жест руками, Ватару снова заговорил.
— Этот мир, Сёнму-сан, напоминает мне непокорную женщину — злую, лживую, но обольстительную. Да, у этого мира женский нрав! Я много странствовал. Был в горных районах и в джунглях Великой реки. Я путешествовал по северу и в Тропиках Собаки. Мне как никому известно, что эта земля сурова и негостеприимна. Она еще более никчемна, чем Гоби — пустыня, по которой перекатываются миллионы комочков диких кустарников. — Он налил себе чаю и тяжело вздохнул. — Я потерял там хорошего друга. В Сэкигахаве, во время исследования вулканов. Говорят, там находятся самые крупные залежи золота…
Они вместе отправились в лабораторию, и Дюваль показал Ватару оборудование, которое доставили по его просьбе. Печь была уже почти полностью собрана, и они заглянули в отсек для отливки металла.
— А где ваша гора сульфида серебра, Хосино-сан? — поинтересовался Дюваль.
— Совсем недалеко отсюда. Вы видите ее каждый день. Посмотрите, вот она.
— Эта? Фудзияма?
— Да. Священная гора. Местные жители называют ее «Фудзи-сан». В Ямато много священных гор, которые почитает религия Синто. Они есть на каждой населенной планете — гора Осорэ, гора Хико, гора Исидзуки. Все они — Сугэндо. Там человек может общаться с ками.
— Говорите, говорите, Хосино-сан. Вы — реалист и не можете верить в геомантику и прочую чушь.
Ватару был шокирован и с недоумением посмотрел на Дюваля.
— Может быть, именно из-за того, что я реалист, я верю в это, — проговорил Хосино, сверкнув золотым зубом. — Вы никогда не спрашивали Яо Вэньюаня о священных силах земли и неба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127