Хорошо.
Морозы держались с начала декабря, можно было надеяться, что ледяной покров достигает и полуметра, и больше. Машину выдержит, главная опасность – случайная полынья. Теплые ключи на дне или еще что-то…
Снова вспомнился Кронштадт. Там даже в марте лед пробивало только разрывами тяжелых снарядов линкоров и крепости, трехдюймовые рикошетировали.
А в финскую войну, кажется, на лед карельских озер бомбардировщики спокойно садились.
«Что вдруг за финская война?» – удивился он неожиданной мысли.
Шестаков совершенно точно знал, что никакой такой финской войны, кроме разве кампании 1809 года, не было и быть не могло, но одновременно отчетливо представлял, что вроде бы была и даже какие-то подробности вот-вот удастся вспомнить.
Но они пока ускользали, как воспоминание о недавнем сне.
Одним словом – шансы есть, и неплохие. Главное, под прикрытием пурги можно проскочить незамеченными мимо города, и, значит, никому в голову не придет искать их здесь.
Если машина замечена в Торжке, скорее всего чекисты будут искать вдоль трассы Новгород – Ленинград, а если они попались кому-то на глаза в Кувшинове, то логично будет предположить, что беглецы двинулись в сторону Ржева и Великих Лук.
То есть в любом случае вывод очевиден – беглый нарком пробивается к границам: финской, эстонской, латвийской. Там и будут караулить и искать. А где же еще?
Жене он ничего не сказал. В географии и топографии она все равно не разбирается и не сообразит, где едут. Ну а если не повезет – машина уйдет на дно в доли секунды. И ахнуть не успеешь. Как утонул в полынье между Ленинградом и Кронштадтом вице-адмирал Дрозд.
Ориентируясь на правый, противоположный от Осташкова, берег, Шестаков разогнал машину до девяноста километров. Только лед свистел под шинами. Стремительный полет над мокрой бездной опьянял. Будь он в машине сейчас один – вообще бы ничего не боялся, пожалуй, даже запел арию Варяжского гостя от азарта и волнующего чувства опасности.
Только снова появилась непонятная, тревожащая мысль. Он ведь никогда как следует не умел водить машину.
Ну, пробовал иногда садиться за руль, проезжал десять-двадцать километров под присмотром шофера по ровной и прямой дороге. А сейчас-то он управляет автомобилем почти бессознательно, руки и ноги сами знают, что крутить, переключать и нажимать. Оставляя голове свободу думать о чем придется.
Вроде бы все нормально, и от ощущения, как сильна и послушна машина, испытываешь только привычную радость, а вдруг подумаешь – почему это так, и оторопь берет.
Однако Зоя снова отвлекла его своим вопросом, подтвердив, что женщина она куда сообразительнее, чем представлялась раньше:
– Это мы что, по льду едем?
– По льду, а больше и негде. Долетим, как по немецкому автобану.
И в самом деле, неслись они лихо. Шестаков через короткое время увидел накатанный санный след, ведущий примерно в нужном направлении, и еще прибавил газу.
«Эмку» иногда начинало водить на участках голого, отполированного ветром льда. Особенно когда порывы ветра усиливались и внезапно ударяли в высокий корпус машины, но он ухитрялся удерживать «эмку» на курсе, вовремя подворачивая руль в сторону заноса.
Потом снеговой покров становился толще, и ехать опять было легко. Увы, недолго. В совершенно неожиданный момент прямо перед бампером появлялись крутые заструги, преодолеть которые удавалось не сразу, тормозя, меняя курс и выискивая подходящие места.
Но все равно езда ему нравилась. Словно бы в зимнем ралли участвуешь.
Термин опять пришел на ум незнакомый, хотя и понятный по смыслу.
Зоя вдруг коротко рассмеялась. Нарком посмотрел на нее с удивлением. Неужели водка так подействовала или нервный срыв наступил?
– А ты, Гриша, помнишь такую поговорку – «пуганая ворона куста боится»?
– Ну?
– Так чем мы с тобой лучше?
– Не понял…
– Что тут понимать? Ты решил, что за нами сейчас все НКВД охоту начало…
– Так…
– Так если действительно тревогу объявили всесоюзную, то по всем подмосковным и прилегающим областям сразу, да?
– Ну…
– А сколько от Москвы идет дорог, сколько на них областных городов, райцентров, сел и сколько по ним за последние сутки похожих на нашу машин проехало?
Шестаков наконец понял. И восхитился, какая у него умная жена. А он все думал – актриса и актриса, привыкшая к богемной и номенклатурной жизни. А поди ж ты! Он, мужик, инженер, член правительства, не сообразил, а она – пожалуйста!
Куда, казалось бы, проще? В самом деле – по двум десяткам ведущих от Москвы и в Москву дорог наверняка проехало сегодня после рассвета никак не меньше сотни похожих как две капли воды черных «эмок». В самых разных направлениях. И каждую могли видеть и запомнить тысячи людей во всех населенных пунктах по пути ее следования.
Естественно, не обратив никакого внимания на номера.
Кроме того, в счет пойдут и местные машины, перемещающиеся в пределах районов, тоже в разнообразных направлениях, причем одну и ту же машину наверняка посчитают не один раз и даже не десять… Начни сейчас же сотрудники обл-, гор-, райотделов НКВД и милиции плюс партийные комитеты, которые тоже в стороне не останутся, сводить воедино и докладывать «наверх» полученные о замеченных машинах сведения, так любой вышестоящий орган просто захлебнется от обилия правдоподобной информации. И что он с ней будет делать?
В центр поступят тысячи одинаково достоверных и в то же время ложных по сути сигналов, и посади на обработку сведений хоть сотню сотрудников, и за две недели не разобраться им в этом деле…
Он не знал точных цифр, но по порядку величины мог представить ситуацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24