Стрелять пришлось практически не целясь и не считая патронов.
На полу образовался завал окровавленных тел. Но один, невредимый или раненый, метнулся назад. Прогремел нормальный, пистолетный выстрел, показавшийся, на фоне предыдущих, необыкновенно громким.
Тарханов выругался вслух. Случилось самое неприятное. Сейчас поднимется шум, и воевать придется всерьез, лицом к лицу.
Сергей уже готов был швырнуть в открытую дверь гранату, но в последнее мгновение сдержался. Непонятно почему. Интуиция, наверное.
В три длинных прыжка он преодолел отделявшее его от номера расстояние, прижался спиной к стене и вдруг услышал стоны и поскуливание, производимые явно женскими голосами.
Боевик стоял посреди просторной комнаты, представлявшей собой подходящую декорацию для фильма о развеселой жизни махновцев в годы Гражданской войны.
Круглый стол, заваленный грязными тарелками, ломаными буханками хлеба, объедками, пустыми и полными бутылками, пепельницами с грудами воняющих окурков. Сам же террорист забился в угол между оставшейся от прошлых времен, ныне декоративной кафельной печью и массивным резным буфетом. Перед собой он выставил двух совершенно голых женщин, с явными следами насилия на телах и лицах.
Одна была молодая и совсем недавно, похоже, красивая. По крайней мере, фигура у нее соответствовала самым строгим стандартам. Второй было прилично за сорок, крупные груди давно потеряли форму, и живот без соответствующей поддержки слишком уж выдавался, но остатки былой привлекательности она еще сохраняла.
По ссадинам, кровоподтекам, засосам на груди и шее видно было, что измывались над ними долго и изощренно. Возможно, это были мать и дочка, а может, просто случайные соседки по номеру, разбираться Сергею было некогда.
Их платья и белье были разбросаны по всей комнате.
Ствол пистолета бандит держал у виска молодой, сам же прятался за обширным торсом и бедрами старшей.
– Не подходи, застрелю обеих, – сам дрожащий от страха, прошипел горец, которому в родном ауле возраст вряд ли позволил бы заниматься подобными играми.
Тарханов в ответ на эту угрозу только внутренне усмехнулся. Слышали, не раз слышали. А этот «герой» с кровоточащей пулевой ссадиной на лбу наверняка видел такие сцены только в заграничном кино.
– Застрелишь, – кивнул полковник, держа «рапиру» у бедра. – А потом? Тебе и так и так подыхать. А ну, брось пушку…
– Убью, – севшим голосом повторил террорист. Акцент у него был, пожалуй, грузинский. – Они мои заложники. Я с ними сейчас пойду, а ты стой на месте…
– Канешна, – передразнивая, ответил Тарханов. – Иди, да…
Ствол автомата смотрел точно в лоб грузина.
– Убери, я уйду. Там отпущу женщин…
– Да, отпустите нас, – плаксиво-хриплым голосом повторила старшая. Молодая молчала, подкатывая глаза и явно готовясь упасть в обморок. По щекам ее непрерывно текли слезы.
– Отпускаю, идите, – кивнул Тарханов, делая шаг в сторону и открывая проход к двери.
– Брось автомат, – наглея, потребовал боевик.
– Уже, – ровным голосом ответил Тарханов, полагаясь на свою реакцию, выбросил руку вперед и с четырех шагов вогнал пулю точно между глаз бандита. Кровь брызнула на женщин, а мозги – на кремовые с золотым тиснением обои.
Молодая тут же исполнила свое намерение и таки хлопнулась в обморок, а старшая отскочила в сторону и, нимало не стесняясь своей наготы (а чего теперь уже стесняться), начала стирать кровавые сгустки со щеки и грудей.
Тарханов испытал мгновенное желание развернуться и выбежать из номера, потому что нечего ему теперь тут делать, а через минуту или через несколько минут на звук выстрела набегут остальные-прочие в достаточном количестве, и придется принимать безнадежный бой в тупиковом коридоре…
И все же…
Тем более заметил он кое-что, что могло помочь в дальнейшем.
Только бы времени хватило.
– Уходите отсюда, быстро. В любой номер, только подальше по коридору, вот ключи…
Он видел, что старшая женщина сохраняет достаточное самообладание, чтобы понять его слова.
– Только быстрее, бегом, бегом…
Сам он немедленно начал затаскивать из коридора в прихожую тела убитых боевиков.
Бросал, лишь бы поскорее, и в ванную, и просто на пол в комнате, и спешил за другими.
На женщину пришлось прикрикнуть еще раз:
– Да кончай ты своим барахлом заниматься! Накинь, что под руку попадется, и вон отсюда!
Молодая, получив от старшей пару хлестких пощечин, пришла в себя в достаточной мере, чтобы подняться на ноги.
– Проч-чь! – свирепо выкрикнул Тарханов в последний раз, и женщины исчезли, похватав с полу какие-то свои тряпки. Причем старшая не забыла в последний момент приостановиться и забрать из стенного шкафа бархатную сумочку и какой-то баул.
Взять у убитых из оружия было нечего, полковник и так был обвешан им сверх всякой меры. Зато их одежда ему приглянулась.
Он просунул руки в рукава камуфляжной, похоже, турецкого образца куртки, натянул на уши вязаную шапку верблюжьей шерсти, сверху обернул ее зеленой лентой с черными арабскими закорючками.
Пойдет.
А главное, подхватил с подоконника забытый кем-то из женщин пышный каштановый парик. Он и привлек его внимание с самого начала.
Умело поставил поперек двери растяжку из трех немецких гранат, причем оставил полотнище слегка приоткрытым, да еще и вытянул наружу руку одного из покойников, в которую вложил его же пистолет.
А сам тоже метнулся через коридор в заранее присмотренный номер наискось и напротив, рядом с очередной запасной лестницей, скрытой вполне неприметной дверью.
Успел, что называется, тик в тик.
Со стороны площадки главного холла послышался топот многих ног и бессвязные крики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22