– Катастрофа произошла, когда они возвращались из клиники.
Джасмин моргнула, чтобы не дать волю слезам, и спросила:
– Ты не винишь ее в их гибели?
Тарик покачал головой.
– Я считаю, она виновата в том, что не доверяла мне, не дала мне шанса постараться ей помочь. И попрощаться.
Шестым чувством Джасмин поняла, что двигало матерью Тарика. Но понимала она и боль воина. Из-за скрытности матери он оказался беспомощен, а это чувство ему ненавистно.
– Она оберегала сына. Здесь дело не в недоверии, а в материнской любви.
– Я уже почти готов это признать, но часть меня все еще сердится на нее за то, что она не оставила мне выбора. Может быть, я смог бы что-то сделать. Теперь я никогда не узнаю. – Голос его звучал глухо, замогильно. – Когда их не стало, я должен был принять на себя их обязанности. Но мне мешало… Ты должна понять: мы – правители и хранители народа. Это и честь, и тягчайшая ответственность. Ради народа я обязан быть сильным и в то же время отзывчивым, но я чувствовал себя замурованным в ледяной глыбе, пока…
– Пока?..
Джасмин затаила дыхание, ожидая слов, которые ей, возможно, никогда не суждено услышать.
– Ничего.
Одно молниеносное движение – и она оказалась под ним.
Она не стала протестовать. Он дал ей гораздо больше, чем она могла ожидать. Как много объяснила ей тайна его матери! Джасмин больно было думать о том, какой урон нанесен гордости и преданности Тарика, как тяжело ему было узнать, что его мать не вверила ему правду о своем положении. Причиной тому была любовь, но она глубоко ранила сына. Джасмин закусила губу; вывод неизбежен. Как отразится на нем ее трусость, до сих пор не позволявшая ей вверить ему ее тайну?
Это была ее последняя мысль перед тем, как Тарик окунул ее в горячий океан своей страсти.
А потом… Тарик думал, что Джасмин заснула, но она внезапно заговорила:
– Я… Я должна тебе сказать кое-что.
Он убрал волосы с ее лба.
– Я слушаю.
Джасмин, не отрываясь, рассматривала покрывало, ее пальцы рассеянно мяли кружевную тесьму.
– Когда мы в первый раз встретились… Я так боялась тебя потерять… И поэтому не говорила тебе.
– Что же?
– Только пообещай мне сначала одну вещь, – попросила она.
В ее голосе звенела такая открытость и уязвимость, что Тарику пришлось ответить как можно мягче:
– Мина, чего бы ты от меня хотела?
– Не возненавидь меня.
Ненавидеть ее?
– Как твой муж, даю тебе слово чести.
Захваченный волной нежности к ней, Тарик притянул ее ближе. Он не хотел видеть муку в ее глазах.
Лежащая на простыне изящная женская рука сжалась в кулак с такой силой, что кожа побелела и выступили сухожилия.
– Я незаконная.
Предисловий не было.
– Незаконная?
Джасмин задрожала в объятиях Тарика. Он натянул на нее и на себя покрывало, крепко обхватил ее. Он видел, как ей необходимы его объятия.
– Мои… родители – это на самом деле тетка и дядя. Мэри, моя настоящая мать, была несовершеннолетней, когда родила меня. – Джасмин сглотнула. – Я еще в детстве узнала, что мои родители удочерили меня только потому, что получили часть наследства Мэри. Они ни… никогда меня не любили. Для них я была… дурная кровь.
Слова лились подобно вышедшему из берегов кровавому потоку. Маленький кулак разжался и сжался снова.
Тарик накрыл ее руку своей. Боль ее он чувствовал почти физически. Ему никогда не нравились родители Джасмин, но в эту минуту он был готов искалечить их. Как посмели они унижать его жену, его драгоценную Джасмин?
– Ты думала, для меня это будет иметь значение?
Он был слегка уязвлен ее недоверием.
– Ты шейх. Тебе надо было жениться на принцессе. По крайней мере на девушке, у которой есть королевская кровь. А я даже не знаю имени своего настоящего отца.
Она прерывисто дышала.
Это позор, признал про себя Тарик, но не ее позор, только не ее . Это позор человека, который дал свое семя для зачатия этой чудесной женщины и испарился. Это позор людей, потребовавших плату за полученный ими волшебный дар.
– Посмотри на меня.
Тарик повернул Джасмин к себе. Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Она слаба, но готова с честью встретить все, что он ей скажет. И он ощутил, что гордится ее мужеством.
– У нас здесь варварские корни. Случается, что племенные вожди захватывают для себя женщин, которых выбирают сами. – Очень знакомым жестом он провел пальцем по ее губам. – Выбор мужчины пустыни – вот что важно. И я выбрал в жены тебя.
– Ты не сердишься за то, что я рассказала тебе?
Ее голубые глаза влажно блестели.
– Ну конечно, жена, я на тебя не сержусь. Жаль, что ты не рассказала мне раньше, но я не настолько варвар, чтобы не понять твоего смущения.
Тарик снова поцеловал ее, понимая, что ее нужно поддержать и физически. Ее тело показалось его ладоням невероятно хрупким; ей нужна особая забота.
Когда Джасмин немного расслабилась, Тарик спросил:
– Почему ты мне еще тогда не рассказала?
Тогда… Тогда, когда он так обожал свою маленькую рыжую девочку.
Джасмин закусила губу и глубоко вздохнула.
– Я… хотела… Я не рассчитывала, что Мэри меня примет. Но я думала, что, когда подрасту, она захочет иногда общаться со мной. Я написала ей… – Она сглотнула. – В ответном письме она велела мне больше не писать ей. Я была ее… неосторожностью. – Джасмин едва справилась со слезами. – А ты… Я не хотела быть изгоем. – Глаза у нее опять наполнились влагой, но его маленькая храбрая Мина не дала им воли. – Я хотела, чтобы меня уважали.
Вот оно, самое важное слово в ее отчаянной исповеди.
– Все страхи позади. Тебя уважают. Ты моя жена, Джасмин.
Его Мина, его нежная, чувствительная жена выросла в доме, где ее не растили по-настоящему, где над мягкостью ее издевались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43