— Давай купим для шхуны!
Кеннет покачал головой.
— Да я Рождество не особо отмечаю.
— Но это же так здорово! Вроде как ночью в Венеции. Помню, как-то под Рождество мы с родителями были в… — Девушка вовремя прикусила язычок. — Ну да ты наверняка знаешь, о чем я: когда корабли украшают лампочками, а потом устраивают парад на воде.
Кеннет вскинул глаза и успел-таки заметить, что по лицу девушки скользнула тень тревоги — как если бы она невзначай проболталась о чем-то важном и теперь охотно взяла бы свои слова назад. Ночь в Венеции? В туманной Шотландии корабли лампочками не украшают. Да и в Англии тоже. Вот разве что на курортах Америки, во Флориде, например, или, скажем, в Италии… Венеция, значит?
— Я не уверен, что останусь здесь на Рождество, — небрежно бросил Кеннет.
Изумрудно-зеленые глаза изумленно расширились.
— А где же ты будешь?
— Сам не знаю, — пожал плечами Кеннет. — Книгу я к тому времени закончу. Может, поживу недельку в Эдинбурге, сестер навещу, или, может, в Лондон махну. А ты чем займешься?
Девушка повернулась к витрине и прижала ладони к обледеневшему стеклу.
— Я думала, что все еще буду на тебя работать. Книгу тебе ведь сдавать только в январе. И я надеялась, что после этого… — Шатти грустно улыбнулась. — Пустяки. Конечно, Рождество надо встречать в кругу семьи.
Кеннет с трудом поборол искушение развернуть собеседницу лицом к себе и основательно встряхнуть за плечи. Он-то считал само собою разумеющимся, что Шатти понимает: ее нынешняя работа — краткосрочная, на несколько недель от силы. Не надеется же она стать его постоянной ассистенткой? Или надеется?
— Очень может быть, что я никуда и не уеду, — утешающе промолвил он. — Семья у меня Рождество не празднует. Вот и я не привык… И кто знает, возможно, к тому времени я книгу и впрямь еще не закончу.
— А мне казалось, Рождество празднуют все.
— Все, кроме Лэвероков. Когда я был маленьким, на Рождество отец домой не возвращался: с приходом холодов он вербовался на рыболовецкое судно и уходил на зимний лов едва ли не до весны. А в Санта-Клауса мы не верили — уж слишком были бедны. Моя сестра Минвана — она у нас старшая — водила нас к торжественной мессе, а когда мы возвращались домой, каждого ждал один-единственный завернутый в обычную бумагу подарок. Но когда мы повзрослели, от Рождества как-то отказались. Интерес пропал, что ли?
— А как же твоя мама? — удивилась Шатти. — Она вам разве ничего не дарила? Не рассказывала рождественских притч? Не делала пудингов?
— Да маму-то я толком и не помню… — Кеннет помолчал, пытаясь воскресить в памяти хотя бы малейшую подробность. — Линн Лэверок…
Она бросила нас, когда мне и пяти не исполнилось. Смутно припоминаю, что однажды мы вроде как и впрямь наряжали елку. На ветках качались бантики, снежинки всякие, а на верхушке восседал огромный фарфоровый ангел. А может, я просто все выдумал…
— Так почему бы тебе не обновить запас воспоминаний? — предложила Шатти. — Можно испечь рождественских печений. Купить кассеты с рождественскими гимнами. Это все быстренько создаст нужное настроение, ручаюсь тебе!
— Не думаю, — покачал головой Кеннет. — Но послушай-ка, если ты любишь встречать Рождество в семье, почему бы тебе не съездить домой? Я могу тебе денег ссудить. И даже помочь с билетом.
— Нет. Не могу, — тяжко вздохнула Шатти. — И дело вовсе не в деньгах. Я просто… не могу. — И, подняв глаза, произнесла:
— Я тебе ужасно сочувствую… из-за мамы.
— Ты уж извини, что я такой дядюшка Скрудж, — в свою очередь посетовал Кеннет.
— Ах, позвольте мне вам не поверить, мистер Лэверок, — лукаво улыбнулась девушка. — Я вас перевоспитаю. Хотите пари? К двадцать пятому числу сего месяца вы будете самозабвенно распевать: «О-о-омелы ве-енок!..» — и собственноручно повесите на дверь хорошенький красненький носочек с заштопанной пяткой.
Расхохотавшись, Кеннет нагнулся, зачерпнул пригоршню снега, неспешно слепил комок и, примериваясь, подкинул на ладони. Изумрудно-зеленые глаза Шатти расширились, на губах заиграла озорная улыбка.
— Знаком ли тебе термин «прямое попадание»? — зловеще осведомился он.
— Знакомо ли тебе словосочетание «несбыточные надежды»? — с ангельской улыбкой ответила Шатти и, показав «нос», бросилась бежать, поскальзываясь на тонком льду.
Кеннет прицелился. Снаряд взвился в воздух и пришелся жертве точнехонько в плечо.
Пронзительно взвизгнув, девушка укрылась за углом дома.
Он медленно двинулся вперед, отлично зная, что Шатти затаилась в засаде, вооружившись снежком. Пожалуй, лучшая тактика — это застать противника врасплох. Кеннет досчитал до тридцати, набрал в грудь побольше воздуха, завернул за угол — и завопил во всю мощь своих легких.
От испуга Шатти едва устояла на ногах. Она вздрогнула, завизжала, инстинктивно прижала руки к лицу, забыв о снежке, который держала.
Кеннет обхватил ее за талию и оглушительно захохотал, глядя, как по щекам ее сбегают ручейки талого снега. Но вот он заглянул в глаза девушки, и смех его разом оборвался.
С глухим стоном Кеннет припал к ее губам. А Шатти и не подумала его отталкивать. Языки их тут же сплелись, сначала нерешительно, а потом — с жадным исступлением, точно эти двое истосковались по вкусу друг друга. Кеннет притиснул девушку к кирпичной стене и уперся ладонями в обледеневшую кладку по обе стороны от ее головы.
— У тебя лицо мокрое, — прошептал он, усмехаясь. — И еще ты холодная как ледышка.
Охнув, Шатти подняла было руку, чтобы стереть водяные разводы, но Кеннет завладел ее кистью и осторожно отвел в сторону. И принялся губами и языком осушать капли на влажных щеках, исследуя столь оригинальным и волнующим способом ее невообразимо прекрасное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46