Даже собирался предложить ей компенсацию: фунтов этак двести, что помогут девушке продержаться до тех пор, пока не подвернется новая работа и недорогое жилье. Но при виде несчастной, насквозь промокшей одинокой фигурки, скорчившейся на деревянном ящике, он разом позабыл обо всех своих планах. Теперь Кеннетом владела одна-единственная мысль: обогреть бедняжку, защитить ее от всех мыслимых и немыслимых опасностей.
В то, что Шатти упала в воду по чистой случайности, он ни секунды не верил. Либо сама спрыгнула с пирса, либо кто-то ее столкнул.
Кеннет знал: от девушки ему честного ответа не добиться, а посему оставалось лишь гадать и строить предположения. Если Шатти столкнули, значит, она и впрямь в опасности. В такую холодную погоду умереть от переохлаждения — дело нескольких минут. А вот если спрыгнула сознательно, следовательно, ужасно испугалась кого-то или чего-то. По доброй воле в обжигающе ледяную воду в декабре не полезешь.
И хотя Кеннет знал, что благоразумный человек не станет будить лихо, пока оно тихо, посчитал своим прямым долгом защитить беспомощную жертву — даже если угрожает ей одержимый ревностью муж. Порой казалось, будто девушкой владеет отчаянная решимость. Что Шатти пытается любой ценой затеряться в чужом для нее мире, и получается у нее это, сказать по правде, плоховато… Воспитанный на легендах и сказках о благородных, рыцарственных Лэвероках, Кеннет уже готов был не рассуждая встать на защиту дамы.
Кеннет вскрыл банку с концентратом, вывалил содержимое в кастрюльку, добавил воды, размешал. Ну что ж, теперь он Шатти ни за что не прогонит — по крайней мере, до тех пор, пока Гил не добудет ему хоть какую-нибудь информацию о девушке. Вот тогда он и примет окончательное решение. А до того времени не станет давать воли собственным чувствам и желаниям, пусть даже его влечет к Шатти с неодолимой силой…
Очень скоро куриный суп с вермишелью аппетитно забулькал. Кеннет перелил содержимое кастрюльки в кружку, прихватил с собою ложку и пакетик крекеров, и поспешил назад, в каюту. Он надеялся, что девушка уже отчасти пришла в себя и поджидает его, сидя в постели.
Но Шатти по-прежнему пряталась под одеялом.
Кеннет уселся на край койки.
— Шатти, — позвал он, потянув одеяло на себя.
Она даже не пошевелилась: лежала, свернувшись в клубочек, и дрожала всем телом.
— Н-никак н-не могу согреться, — сообщила девушка.
Кеннет выругался сквозь зубы. Кто-кто, а он, выросший в семье рыбака, отлично знал, как опасно переохлаждение.
— Вызову-ка я врача, — предложил он. — Боюсь, что это серьезно. Сколько ты пробыла в воде?
— Да н-несколько минут, не больше, — с трудом выговорила Шатти. — Л-лучше дай мне еще одно одеяло.
Но Кеннет видел: тут и третье одеяло не поможет. Оставалось последнее средство. Он встал, стянул с себя джинсы, снял рубашку, затем забрался в постель и, вплотную прижавшись к девушке, крепко ее обнял. Исходящий от нее холод пробрал Кеннета до костей, у него даже дыхание перехватило. Он скривился, точно от боли, борясь с желанием отодвинуться.
— Что это ты н-надумал? — запротестовала Шатти, пытаясь высвободиться. — Я… я же совсем не одета. Под эт-той футболкой в-вообще ничего нет.
— Вот и отлично, — заверил Кеннет. — Я тоже разделся. Так ты быстрее согреешься.
Он старался, чтобы голос звучал ровно и бесстрастно, будто в том, чтобы сжимать в объятиях полунагую красавицу, нет ровным счетом ничего необычного. Затем медленными плавными движениями принялся растирать девушке плечи, руки, спину. На ощупь кожа казалась ледяной.
— Ну как? — осведомился он. — Не лучше?
— Ммм…
— Ну что ж, подождем немножко, а там и до супа дело дойдет.
Кеннет умолк, ладонь его помимо воли скользнула под короткий рукав футболки. Он ласково поглаживал обнаженное плечо, наслаждаясь бархатистостью кожи. Как хотелось ему прижаться губами к основанию шеи… Кеннет зажмурился и призвал себя к порядку. Уж больно на опасную территорию он вступает. Может, положение спасет непринужденная беседа?
— А теперь не расскажешь ли, что с тобою произошло на самом деле?
— Я же сказала: я упала в воду, — упрямо повторила Шатти. — А потом выкарабкалась на пирс. Вот и все.
— Тебе незачем от меня таиться, — негромко произнес Кеннет, зарываясь лицом во влажные волосы. Рыжие пряди пахли морем, солью и персиковым шампунем. — Ты вполне можешь мне довериться.
— Я тебя совсем не знаю, — возразила девушка.
— Послушай, вот мы лежим под одним одеялом, согреваемся друг о друга, и заняться нам абсолютно нечем. Может, попытаемся узнать друг друга получше? Расскажи мне про себя.
— А по-моему, это противозаконно, — съязвила девушка. — Если босс забирается в постель к подчиненной, это называется злоупотреблением служебным положением. Я вполне могу подать на тебя в суд.
— Если босс допускает, чтобы ценная работница замерзла насмерть, это называется преступной небрежностью. И не пытайся сменить тему.
Мы говорили о тебе.
Шатти порывисто повернулась к Кеннету лицом.
— Хочешь поцеловать меня? — спросила она.
Он настороженно взглянул на девушку, боясь, что ослышался.
— Что? А почему ты спрашиваешь?
Шатти пожала плечами.
— Просто любопытствую… Ну, то есть я почти нагишом, и ты почти нагишом, и мы — в одной постели. В такой ситуации поцелуй напрашивается сам собой, ты не находишь?
При одной лишь мысли о том, чтобы поцеловать ее, привлечь к себе так, чтобы соприкоснуться с ее упругой грудью, стиснуть коленями ее бедра, у Кеннета на мгновение закружилась голова. Им ведь даже раздеваться особо не придется! Мгновение — и исчезнут последние разделяющие их преграды… И прости-прощай все благие намерения!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46