ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Сол поднял голову. Кэндис чувствовала опустошенность, холод и одиночество.
— Прикоснись ко мне, Кэндис, — тихо сказал он. — Не заставляй меня делать все самому.
Эти слова странно задели ее, но мысли ее были сейчас слишком далеко, чтобы она могла понять причину этого. Куда исчез привычный холод в его глазах? Даже в темноте ей было видно, что они похожи на жидкий, расплавленный огонь, в котором было так просто сгореть и который, каким-то волшебным образом освобождая ее от стыда и предрассудков, заставлял делать такие вещи, о которых она прежде только читала. Прикоснувшись к нему, как к чуду, она с трепетом провела своей маленькой, изящной рукой по завиткам волос у него на груди и почувствовала, как весь он замер от ее прикосновения. Кэндис улыбнулась одними кончиками губ, слегка распухшими от его долгих поцелуев, и, вся подавшись вперед, наклонилась над ним, чтобы коснуться жаркими губами его соска.
Кончиком языка она скользнула по его крохотной твердой припухлости и, замерев в ожидании, вновь осмелилась повторить то же самое. Она тихо засмеялась и так же нежно и осторожно, как бабочка цветка, коснулась языком другого соска.
По телу его пробежала дрожь, и она, отдавшись власти темного и опасного порыва, слегка сжала его сосок зубами. Ее руки блуждали по его груди, чувствуя напряженную неподвижность его мускулов, легко скользнули по ребрам вниз и ощутили стальную упругость мышц живота.
У самого пояса брюк ее руки замерли в нерешительности, и она, подняв голову, вопросительно посмотрела на него. Сейчас черты его лица обозначились еще резче и выражали такое дикое, страстное и неукротимое желание, что к ней снова вернулись ее прежние страхи. Она видела выступившие у него на лбу капли пота, и дьявольское наслаждение, пронзившее ее в эту минуту, сменило собою страх.
— Я вижу, — резко произнес он, — тебе приятно видеть меня таким. Давай посмотрим, смогу ли я ответить тебе тем же.
Он повернулся, заставив ее лечь себе на руку, и так жадно прильнул губами к ее груди, что она тихонько застонала. Он поднял голову и посмотрел в ее охваченное восторгом лицо; его прекрасный рот шевельнулся в улыбке — пугающей, откровенной, обещавшей адское наслаждение.
— Это выше моих сил, — прошептала она, закрывая глаза, чтобы не видеть его почти неподвижного и странно напряженного лица.
— Я знаю, но мы не сможем удержаться от соблазна испытать это.
Бережно опустив ее на диванные подушки, он встал, чтобы стащить с себя оставшуюся одежду, представ перед ней во всем великолепии мужской красоты. Во рту у нее пересохло. Замерев от восхищения, она наблюдала, как симметрично напряглись мышцы его стройных ног и спины, как поблескивала глянцем его смуглая кожа.
В ней больше не было страха. Все ее тело пело и радовалось неизбежности того, что должно было произойти, зная, что, как только оно утолит свой голод, наступит наконец желанное умиротворение и покой. Кэндис встала и начала медленно расстегивать сандалии.
— Дай я, — глухим от волнения голосом произнес он.
Прикосновения его пальцев были сладкой мукой, рот его, медленно и чувственно терзающий ее губы, — карой и редчайшим из наслаждений. Она почувствовала, как напряглись и отвердели ее мышцы, и, не в силах больше сдерживать себя, ее тело задвигалось медленно и волнообразно, а бедра подталкивали, просили, умоляли.
Огонь, который он так старательно и искусно пытался разжечь, вдруг вспыхнул с неистовой силой, охватив своим адским пламенем развилку ее тела. Она восхищенно наблюдала за ним во всем великолепии темной и дикой страсти, и глаза ее становились все больше и больше. Они безмолвно призывали его к этому пылающему огню, в пламени которого оба они познают сладость насыщения.
Он заглянул в ее охваченное экстазом лицо. Его собственное в эту минуту напоминало вырезанный из камня лик какого-то древнего жестокого божества, готового к тому, чтобы взять силой то, что не будет положено на его алтарь добровольно. Из груди его вырвался сотрясающий все его тело глубокий вздох, словно он потерял способность управлять собой; он накрыл ее тело своим, и она познала пронзительный восторг слияния двух тел, простого и древнего, как мир, сокрушающую силу мужской плоти, одержавшей победу и одновременно побежденной ее нежной женской силой.
Почувствовав первый яростный удар его плоти, она вскрикнула. Звук ее голоса растворился и замер в разогретом мерцающем воздухе. Она не испытывала никакой боли, лишь ощущение легкого дискомфорта, словно внутри у нее все перестраивалось, привыкая к тому, чего она так долго ждала.
Скоро она перестала удивляться тому, как просто все это было, и, послушная зову своего тела, исступленно отдавалась мощным тактам любовного транса, который, казалось, вырывал ее из привычных основ ее прошлой жизни и с силой бросал в какой-то другой, новый мир, где правило только чувство.
Он окутал ее плащом из огня и света, и, паря в этом чувственном забытьи, она остро ощущала лишь скользящие прикосновения кожи к коже, шелка к шелку, жар его рук и губ, тяжесть и напряженную силу его мышц. Она растворилась в благоухании их любви, этой восхитительной смеси запахов чистого мужского тела и сладостно-душистой женственности, которые, слившись воедино, образовали такую головокружительную и возбуждающую эссенцию, что с ней не мог сравниться даже аромат гардений и жасмина.
Но сильнее всего она ощущала переполнявший его восторг обладания, его превосходство самца, свою покорность, так необходимую ему в этот момент; то, как восторженно и бесстрашно принимало его ее тело, выдвигавшее ему свои требования, уверенное в том, что они будут обязательно удовлетворены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64