Выбор ее поверг Русакова в восхищение.
— Решительная женщина. Уважаю. И последую вашему примеру.
— Значит, кремлевской диетой тоже пренебрегаете? — съехидничала Женя.
Он засмеялся.
— Меня тут спровоцировали на эксперимент. Диета по группе крови, чуть с ума не сошел. Есть в результате вообще расхотелось. По-моему, лучше сразу умереть голодной смертью, чем каждое блюдо проверять — можно тебе его или нет.
— А результат был? — поинтересовалась Женя.
Сначала да. Потому что я сперва один творог лопал. Без ничего, понимаете? А его пустым много не съешь. Я даже с вареньем его ненавижу. Зато мне его можно много. Это я сразу запомнил. В общем, на этом творожке я за неделю пяти килограмм лишился. Может, и десять бы в результате сбросил, но меня при одной мысли о твороге мутить стало. Тогда плюнул и стал есть, как обычно. Теперь вешу ровно столько, сколько раньше. И знаете, если честно, никакой беды в этом не вижу. Форму я поддерживаю. Зимой — лыжи, летом верхом езжу.
— Собственную лошадь содержите?
— Нет. У знакомого есть конюшня. Ну так, может, поговорим о делах, пока наши стейки готовятся, а после уж спокойно предадимся трапезе?
Женя ничего не понимала. Вроде бы никаких конкретных дел у них с Русаковым пока не намечалось. Или начальство ее снова не проинформировало? Возмутительно! Вернется в офис, поставит вопрос ребром. Работать так совершенно невозможно!
Русаков, уловив недоумение у нее на лице, рассмеялся:
— Поразительно! Неужели вы про свои сапоги уже забыли?
— А-а, вы об этом, — протянула Женя. — Да, знаете, как-то свыклась с их потерей.
— Вы — может быть, но для меня это вопрос чести. Сколько они стоили?
Евгения уже почти ненавидела Русакова, хотя вроде и не с чего. Он вел себя предельно корректно и порядочно. И совсем не был виноват, что понравился ей. Ненавидеть ей следовало себя. Кто ее просил давать волю чувствам? И, взяв себя в руки, она постаралась как можно небрежнее бросить:
— Ой, давайте забудем. В конце концов, вы же не нарочно бутылку на меня уронили. С каждым могло случиться.
— Но вы ведь расстроились!
— Вполне естественно, — в столь же небрежном тоне продолжала она. — Я их тогда первый раз надела.
— И все-таки мне позвонили. Значит, хотели компенсации?
— Пока с вами не познакомилась…
— Женя осеклась, но поздно. Как говорится, слово — не воробей; вылетит — не поймаешь. Не удержалась ведь, выдала себя!
Реакция на ее слова последовала незамедлительно. Брови у Русакова резко взлетели вверх.
— Как прикажете понимать ваши последние слова?
— Да как хотите, — свирепо буркнула Женя. — Считайте, что мне неловко брать деньги у человека из дружественной организации.
— При чем здесь дружественная организация? — Он явно растерялся. — По-моему, это область наших личных отношений.
— А у нас они есть? — пошла ва-банк Евгения.
Русаков нервно забарабанил пальцами по столу.
— Ну… мне казалось… Нет, если вам этот вопрос неприятен, предлагаю снять его с повестки дня, — решительно заявил Русаков.
Ну и ловкач! Женя, начавшая вроде немного оттаивать, вновь разозлилась. Вот, значит, он чего добивался! Он предлагает, она отказывается, и в результате он вроде как делает ей одолжение, чтобы она перестала чувствовать себя неловко. И денег не дает. Вполне достойно современного мужика! А и впрямь! Чего зря деньгами сорить? И Женя объявила:
— Четыреста долларов.
— Что-о? — часто-часто заморгал глазами Русаков.
— Сапоги стоили четыреста долларов, — выдавила на лице улыбку Евгения. — А если вам удобней в рублях, то точная их цена была одиннадцать тысяч пятьсот восемьдесят девять рублей.
— Значит, все-таки хотите компенсации?
— Вы меня уговорили. Ради вас соглашаюсь. Чтобы перестали чувствовать себя виноватым.
Он криво улыбнулся, полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и отсчитал купюры.
— Вот. Проверьте, — протянул он их Жене. — По-моему, точно.
— Рубль лишний, — сказала она и, порывшись в сумочке, протянула ему монетку.
Русаков невозмутимо опустил ее в карман.
В этот момент официант подал стейки. Ели они в полном молчании. Разговор не клеился. Аппетит у Жени пропал, и она с ужасом взирала на огромную порцию. Им такой с Темой на двоих хватило бы, при его здоровом молодом аппетите. А одной ей и половины не осилить. Да еще эта картофельная гора. Она картошку вообще почти не ест.
Она украдкой поглядела на Русакова. Он яростно и аккуратно работал челюстями. Вот нервы!
Молчание затягивалось и становилось неприличным. С трудом проглотив кусок, Женя выдавила из себя:
— А весна-то уже в разгаре. На улице почти лето.
Русаков оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на нее, словно на сумасшедшую. Затем, видимо, что-то сообразив, кивнул.
— Да. Теперь главное, чтобы в мае до тридцати градусов не дошло. «И почему его именно май так волнует?» — озадачилась Женя, однако, проглотив с великим трудом еще один кусок стейка, продолжила тему:
— В мае жара хорошо, когда на отпуск приходится. А если нет, действительно лучше, чтобы похолоднее.
— Ну если отпуск в другой стране проводится, без разницы, какая погода в Москве остается, — подошел Русаков с другой стороны к проблеме.
Русаков наколов на вилку картофелину, задумался. На лице его появилось столь глубокомысленное выражение, словно он решал проблему глобального масштаба.
— Вот… — Он помолчал, видимо сочиняя продолжение. — Выйду на пенсию, куплю себе домик у моря.
— По статистике, многие мужчины сейчас до пенсии не доживают. Средняя продолжительность жизни — пятьдесят восемь лет, — зачем-то сообщила Женя.
— Однако! — Русаков крикнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25