Неделю, а то и больше, сидеть дома на полном голяке. Да я свихнусь! Так долго я не выдержу. Они меня достанут. Достанут. О боже боже боже…
У входа к «Греку» остановилась тачка, Винни вышел, и они с Гарри помогли (силком) Жоржетте сесть на заднее сиденье. Она продолжала упрашивать их, молить. Сказала им, что у нее есть клиент, маклер с Уолл-стрит, что она собирается увидеться с ним в выходные, и он раскошелится не меньше, чем на двадцатку. Я отдам ее вам. Даже больше дам. Я знаю, где вы без всяких хлопот сможете разжиться не одной сотнягой. У меня есть знакомые педрилы, владельцы художественной лавки в Виллидже. Вы запросто сможете их грабануть. У них там всегда куча денег. Никаких хлопот… Винни отвесил ей оплеуху и велел заткнуть хлебало, пытаясь при этом выяснить, обращает ли водитель внимание на ее слова, и объясняя ему — почти бессвязно, — что-то насчет того, что подружка, мол, попала в аварию и еще вроде как в шоке.
Несколько кварталов до дома Жоржетты они проехали меньше, чем за три минуты. Когда такси остановилось перед домом, Винни достал у нее из кармана мелочь, а из ее бумажника — три долларовые купюры. Это всё, что у тебя есть? Если отвезешь меня в больницу, через несколько дней я дам тебе еще. Слушай, если ты сейчас не пойдешь домой, мы тебя сами отнесем и скажем твоему братцу, что ты хотела снять пару морячков, а они тебя ножичком пырнули. Зайдешь завтра ко мне, один? Ага, конечно. Завтра зайду, — подмигнув Гарри. Жоржетта, позабыв на минуту недавние страхи и вспомнив прежнюю мечту, силилась ему поверить и уже представляла себе свою комнату, кровать, Винни…
Волоча ногу, она с трудом добрела до входа в дом, остановилась в прихожей, сунула в рот пригоршню бенни, разжевала их и проглотила. Прежде чем постучаться в дверь, она обернулась и крикнула Винни, чтобы он не забыл насчет завтра. В ответ Винни только посмеялся.
Винни с Гарри ждали в такси, пока не увидели, что дверь открылась, Жоржетта вошла и мать закрыла за ней дверь, а потом они расплатились с водителем. Выйдя из такси, они дошли по улице до авеню, завернули за угол и потопали обратно к «Греку».
Дверь закрылась. Сто раз. Закрылась. Даже тогда, когда дверь распахнулась, Жоржетта уже слышала, как она с шумом захлопывается. Закрылась. Закрылась, Десятки дверей, точно множество картинок, судорожно оживающих при помощи большого пальца, движущихся беспорядочными тенями… и щелканье, щелчок, треклятый щелк щелк щелк задвижки — и дверь о шумом захлопывается. ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ. Вновь и вновь и вновь С ШУМОМ ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ дверь. Тысячу печальных раз. ХЛОП-ХЛОП. ХЛОП. С неизменным шумом. И никакого стука. Вообрази стук в дверь. Ну, напрягись. Тук-тук. Ну пожалуйста, прошу! О Боже, стук! Пусть будет стук. Пусть кто-то постучится. Чтобы войти. Может, кто-нибудь постучится? Голди с бенни. Да хоть с чем угодно. И кто угодно. Закрылась. Закрылась. Хлоп-ХЛОП. ХЛОП! ЗАХЛОПНУЛАСЬ!!! О Господи, ЗАХЛОПНУЛАСЬ! И больше мне не выйти. Только ворочаться в постели. В этой гнусной, гнусной постели (ВИННИ!!!), а этот пидор гнойный, этот врач, мне ничегошеньки не даст. Даже кодеина. А как пульсирует! Пульсирует. Пульсирует и болит. Я чувствую, как пульсация поднимается вверх по ноге, чувствую боль. Болит ужасно. Ужасно. Просто ужасно. Мне нужно что-нибудь от боли. О Боже, не могу же я сидеть на голяке! И выйти не могу. Даже к Пьянчужке. Может, у нее что-нибудь есть. Пусть она придет. Я не могу выйти. Выйти. Поправиться… (дверь захлопнулась, мать подняла голову и сразу заметила странное выражение на лице сына, широко раскрытые глаза, потом кровь на его слаксах, а когда подбежала к нему, она оперлась о материнское плечо и расплакалась, ей хотелось поплакаться матери в жилетку, чтобы та выслушала ее и погладила по головке (Я люблю его, мама. Люблю и хочу его.); она знала, что должна напугать маму, чтобы оказаться под защитой ее сочувствия, а может, мама уложит ее в постель (ей хотелось бегом бежать к кровати, но она знала, что должна хромать, чтобы произвести впечатление), уложит ее в постель, прежде чем в комнату войдет брат. Может, удастся спрятать бенни. Надо попробовать! Мать пошатнулась, и они поковыляли к кровати (бежать нельзя), она хотела, чтобы мама была рядом, хотела утешения; и почувствовала себя спокойнее, в большей безопасности, когда мать побледнела и у нее задрожали руки; но прикидывала при этом, далеко ли можно зайти, разыгрывая эту сцену, чтобы мать была должным образом обеспокоена и все же сумела защитить ее от Артура… а ей все же удалось бы спрятать бенни)…
Почему бы ему не пойти куда-нибудь? Почему он все время сидит дома? Эх, вот если бы он умер! Сдохни, сукин сын! УМРИ! (Что случилось с маменькиной дочуркой? Что, ножкой-мошкой ударилась, да, Жоржи-моржи? Не трогай меня, пидор! Нет, вы только посмотрите, кто тут кого пидором обзывает! Смех да и только! Ха! Ах ты, урод! Урод УРОД УРОД УРОД! А ты подонок паршивый! — Жоржетта еще тяжелее оперлась на мать и, застонав, поболтала из стороны в сторону раненой ногой. Ну пожалуйста, Артур! Прошу тебя! Оставь брата в покое. Он ранен. Он сейчас сознания лишится от потери крови. Брата? Неплохая шутка! Ну пожалуйста! — Жоржетта застонала громче и начала сползать с материнского плеча (только бы добраться до кровати и спрягать бенни. Спрягать бенни. Спрятать бенни); пожалуйста, не надо больше! Только не сейчас. Просто вызови врача. Мне. Ну пожалуйста!) Лишь бы он отстал. Или просто ушел бы на кухню… Милашка Жоржи, лакомый кусочек… Почему они так со мной поступают? Почему не оставят меня в покое??? (Артур посмотрел на брата, фыркнул от отвращения и пошел звонить, а Жоржетта в исступлении попыталась достать из кармана бенни, но слаксы были такими тесными, что она не смогла засунуть руку — для этого пришлось бы отойти от матери, но отойти она боялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104