Магазины закрыты на переучет или по болезни продавцов. Поторговывать снова начал лишь Антип Рыгун, но с черного хода.
Параня идет!
Однако жители поселка так ловко научились избегать с нею встреч, что аресты прекратились.
Параня идет - прячься!
И все-таки нашелся отчаянный, который не только не стал прятаться от Парани, а пошел ей навстречу.
Симаха Бучило почти каждодневно переживал моменты неудержимого энтузиазма - по поводу и без повода. Энтузиазм этот требовал большого расхода сил, а значит, и длительного отдыха. Места же для отдыха Симаха выбирал крайне неожиданные - поперек крыльца весьма посещаемой тошниловки, посреди дороги, богатырски раскинувшись в пыли, заставляя объезжать стороной конный и механизированный транспорт, на перроне вокзала, подгадывая ко времени прихода пассажирского поезда. Едва отдохнув, он сразу же начинал готовить себя к новому энтузиастскому взрыву.
Параня идет!..
Все попрятались, остался посреди улицы энтузиаст Симаха, которого покидывало из стороны в сторону. Сперва он безуспешно попытался ловить убегавших.
- Стой! Стой! Куд-ды?!
И тут увидел Параню.
Она шла посередине дороги, как Христос, возвращающийся из пустыни после сорокадневного поста, - спеченное от черноты личико, голова-дынька подставлена под палящее солнце, мешковинное платье-хламидка едва прикрывает усохшее тело.
- Паранюшка! - изумился Симаха Бучило и распахнул объятия. - Паранюшка! Родная душа! - И с раскрытыми объятиями двинулся на нее, не по прямой, а со сложными загибами то на одну сторону, то на другую, но все-таки упрямо приближаясь к цели.
Параня, от которой все в ужасе бежали, Параня, под чьим пальцем исчезали люди, эта Параня попятилась от бесстрашного Симахи.
- Уд-ди! Нажалуюсь!
Но не тут-то было, Симаха Бучило обхватил ее и облобызал в мокрые губы.
- Паранюшка! Люблю! Паранюшка! Уважаю! Преданна! Верна! До самого что ни на есть корня! Гению! Вождю! Светочу!.. Ур-ра-а!..
Он крепко взял за руку Параню, повернулся к отчужденно замкнутым бревенчатым домишкам и закричал:
- Да здравствует Параня, верный и преданный соратник!..
Дома слепо взирали наглухо захлопнутыми окнами.
- Да здравствует великий я мудрый товарищ Сталин!
Симаха потащил Параню по молчавшей, опустевшей улице, время от времени подымая ей руку, как судья на ринге победившему боксеру.
- Да здравствует Параня!
Выдвинутая нижняя челюсть, обросшая медной щетиной, - и плаксивое лицо Парани.
- Да здравствует великий Сталин!
Сжатые руки возносятся над головами.
На пути им повстречался случайно подвернувшийся инкассатор Молодцов, как всегда, в отутюженных парусиновых брючках и рубашке апаш. Он остолбенел, он побледнел, он съежился - один на всей улице, заметят, привяжутся, припутают, невольный свидетель, тут-то и возьмут на заметку, тут-то и заставят говорить. Однако Симаха Бучило и Параня прошли мимо, словно и не было этого Молодцова. Привыкли, что незаметен, неразличим, и есть вроде и нет его - пустое место, человек-невидимка. Прошли мимо...
- Да здравствует Параня!.. Да здравствует великий и мудрый!..
На площади у тошниловки их встретил сумрачный Силин, пожилой, толстый милиционер, заменивший обезвреженного Ваню Душного.
- Да здравствует Параня!.. Да здравствует...
Силин схватил Симаху за шиворот, деловито тряхнул:
- Пойдем!..
- Да здравствует великий Сталин!..
- Ид-ди, рвотное!- Силин оторвал Симаху от Парани.
- Да здравствует Параня! Верный и преданный...
Бенц по шее!
- Да здравствует великий Сталин!
Силин поднял кулак, но подумал и не ударил.
- Да здравствует Параня!
Удар!
- Да здравствует Сталин!
Пропуск удара.
- Да здравствует Параня!
Снова удар.
И так, под перемежающиеся удары и патриотические лозунги, ушел из жизни Симаха Бучило, развеселый человек.
Он не раз, сопровождаемый аккомпанементом по шее, уходил в милицию, но всегда быстренько возвращался. Теперь не вернулся, должно быть, попал в число сообщников Вани Душного. Что в общем-то верно - Симаха Бучило и Ваня Душной общались часто и энергично.
Бучило был последней жертвой Парани.
Кончилось все это неожиданно и печально.
Опять все на той же площади перед тошниловкой, под столбом, увенчанным неумолкающим громкоговорителем, Параня наткнулась на Зорьку Косого.
Все боялись Зорьки в поселке, но даже он, Зорька, сворачивал за угол, когда видел Параню. И вот случилось...
Параня, должно быть, вспомнила, что когда-то стращала им: "Ножиком вас зарежет..." Вспомнила про нож и подняла на Зорьку Косого пляшущий грязный палец:
- Во-о!.. Во-о!.. Виж-жу! Виж-ж...
И больше ничего не сказала. Зорька прыгнул, как петух на кошку.
- Заткнись, курва!
Коротко стукнул свинчаткой по острому стриженому темени.
Параня не вскрикнула, она только закружилась, развевая вокруг тощих расчесанных ног клейменый подол. И упала плашмя, ударилась плоским затылком об утоптанную землю, из-под изумленных бровей глаза уставились вверх на столб, на репродуктор.
А бодрствующий репродуктор на этот раз настойчиво славил Человека, не избранного, не гения из гениев, не великого средь малых, а просто Человека:
"Я вижу его гордое чело и смелые, глубокие глаза, а в них - лучи бесстрашной, мощной Мысли, той Мысли, что постигла чудесную гармонию вселенной, той величавой силы, которая в моменты утомленья творит богов, в эпохи бодрости их низвергает..."
Словно из-под земли, из-за углов, из калиточек стали выползать люди. Помятенькие, завороженно притихшие, испуганные и сгорающие от любопытства, они окружили Параню.
Та лежала, раскинув тонкие руки, бестелесно плоская, хрупкая - уже готовые мощи с невинным лицом девочки и старухи.
1 2 3 4 5 6 7