– А то я ни черта не знаю – только то, что люди говорят.
После обеда они сидели, допивая вино, вдруг они услышали американскую речь. Двое американских военных полицейских вошли в ресторан и пили у цинковой стойки.
– Не говорите по-английски, – шепнул Пол.
Они сидели молча и напряженно, изо всех сил стараясь быть похожими на французов, пока оба защитных мундира не исчезли. Пол сказал:
– Фу, до чего я испугался… Они бы меня наверняка замели за то, что я не в форме… Тогда, пожалуйста, на Рю Сент-Анн, и прощай Париж.
– Ах, бедняжка, вас расстреляли бы на рассвете, – сказала Эвелин. – Немедленно идите домой и переоденьтесь… Мне все равно тоже нужно зайти в Красный Крест.
Дон проводил ее на Рю де Риволи. Пол скрылся в переулке, он пошел домой переодеваться.
– По-моему, Пол Джонсон ужасно милый мальчуган. Где вы его откопали, Дон? – сказала Эвелин небрежным тоном.
– Он несколько простоват… молодой теленочек… Но вполне порядочный малый… Я познакомился с ним на Марне; его часть была расквартирована рядом с моей. Потом он получил теплое местечко в службе связи, а теперь учится в Сорбонне… И это ему определенно необходимо – у него нет никаких социальных идей… Пол все еще верит в аиста.
– Он, очевидно, родом из тех же мест, что и вы… я хочу сказать – в Америке.
– Совершенно верно, его отец – владелец зернохранилища в каком-то провинциальном городке… Мелкий буржуа… Мещанская среда. Но, несмотря на все, он неплохой парень. Жалко только, что он не читал Маркса, это укрепило бы его миросозерцание. – Дон скорчил смешную гримасу. – Это относится также и к вам, Эвелин, но в вас я уже давно отчаялся. Декоративное, но бесполезное растение.
Они остановились и разговаривали, стоя на углу улицы под аркой.
– Ах, Дон, мне ваши взгляды действуют на нервы… – начала она.
Он перебил ее:
– Ну пока, вот мой автобус… Не следовало бы, в сущности, пользоваться штрейкбрехерским автобусом, но больно уж далеко идти пешком до Бастилии. – Он поцеловал ее. – Не сердитесь на меня.
Эвелин помахала ему рукой.
– Веселитесь в Вене, Дон.
Он на ходу вскочил на площадку автобуса, Эвелин еще успела увидеть, как кондукторша пыталась столкнуть его, так как автобус был переполнен.
Она поднялась в канцелярию и сделала вид, будто она там сидела с утра. За несколько минут до шести она вышла, медленно дошла до «Крийона» и поднялась к Джи Даблъю. Там все было по-прежнему, мисс Уильямс, холодная и желтоволосая, сидела за своим бюро, Мортон бесшумно разносил чай и птифуры, Джи Даблъю стоял в оконной нише, полускрытый портьерой цвета шампань, и оживленно беседовал с каким-то господином в визитке, Элинор, в жемчужно-сером платье, которого Эвелин никогда раньше на ней не видела, щебетала у камина с двумя молодыми штабными офицерами. Эвелин выпила чашку чая и перекинулась двумя-тремя словами с Элинор, потом сказала, что торопится на свидание, и ушла.
В приемной она на ходу перехватила взгляд мисс Уильямс. Она на секунду остановилась у бюро.
– Как всегда заняты, мисс Уильямс? – сказала она.
– Я предпочитаю быть занятой, – ответила та. – Работа удерживает от многих ложных шагов… Мне кажется, что в Париже люди тратят зря массу времени… Я никогда не думала, что это возможно – чуть ли не весь день ничего не делать.
– Французы больше всего ценят свой досуг.
– Досуг – прекрасная вещь, если умеешь им пользоваться… Но эта светская жизнь отнимает у нас столько времени… Люди приходят к нам завтракать и остаются на весь день, я прямо не знаю, как от них отвязаться… Все это ставит нас в чрезвычайно затруднительное положение. – Мисс Уильямс пристально поглядела на Эвелин. – Я думаю, у вас в Красном Кресте теперь не очень много работы, правда, мисс Хэтчинс?
Эвелин сладко улыбнулась.
– Да, мы просто наслаждаемся нашим досугом, как французы.
Она пересекла огромную заасфальтированную Плас-де-ла-Конкорд, не зная, что с собой делать, и свернула на Елисейские поля, где зацветали каштаны. Всеобщая забастовка, по-видимому, уже кончилась, потому что на улицах появилось много такси. Она села на скамью, и какой-то бледный как мертвец тип в сюртуке сел рядом и сделал попытку пристать к ней. Она встала и поспешно зашагала прочь. На Рон-Пуан ей пришлось остановиться, чтобы пропустить отряд французской конной артиллерии с двумя семидесятимиллиметровками. Бледный как мертвец тип очутился рядом с ней, он протянул ей руку, а другой прикоснулся к шляпе, словно они были старыми друзьями. Она пробормотала:
– Фу, как это противно! – И села в фиакр, стоявший на углу.
Она испугалась, что тот тип сядет рядом, но он остался на панели и мрачно поглядел вслед фиакру, катившемуся за орудиями так, словно она входила в состав полка. Приехав домой, она сварила себе какао на газовой плите и, одинокая, легла в постель с книжкой.
На следующий вечер, когда она вернулась со службы, Пол поджидал ее, одетый в новую военную форму, в ослепительно сверкающих тупоносых башмаках.
– Что это с вами, Пол? Вы выглядите так, словно только что побывали в механической прачечной.
– Один мой приятель-сержант служит каптенармусом… Он выдал мне новое обмундирование.
– Вы несказанно прекрасны.
– Не я, а вы, Эвелин.
Они пошли на бульвары и пообедали у «Ноэль Питера», сидя на розовых плюшевых скамейках среди помпейских колонн, под аккомпанемент скользкой, скрипичной музыки. Пол получил жалованье и пайковые за месяц и чувствовал себя отлично. Они говорили о том, что будут делать, когда вернутся в Америку. Пол сказал, что папа хочет, чтобы он служил в Миннеаполисе в конторе хлебного маклера, но он хочет попытать счастья в Нью-Йорке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145