Тайлер сказал Идем скорей к нам поступил еще один американец. Зубы у него были словно у Тедди на карикатурах и вздернутый нос и костюм Дикого всадника и он спросил За кого вы будете голосовать? и я ответил не знаю и он выпятил грудь и сказал Я говорю за кого твои голосуют за Рузвельта или за Паркера? и я сказал За судью Паркера.
У того американца волосы были очень черные и он выставил кулаки и нос его вздернулся еще больше и он сказал Я за Рузвельта выходи что ли? С дрожью в голосе я все же выговорил Я за судью Паркера но тут Тайлер сказал У кого найдется два пенса на имбирное 64 пиво? и на этот раз драки не было.
Новости Дня V
Клопы выжили биолога грабители бежали; связанную женщину с кляпом во рту выручила собака

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ПОД УГРОЗОЙ РЕВОЛЮЦИИ ДАРУЕТ СВОБОДУ СВОИМ ПОДДАННЫМ
паралич остановил нож хирурга одним росчерком пера отошла в историю последняя абсолютная монархия Европы шахтер из Долины Смерти и содержатель паноптикума из Санта-Фе находятся в тюрьме им грозит смертный приговор за кражу гипсового ангела
На берег мы выйдем вместе с ней.

Мак
На другое утро, вскоре после рассвета, Фейни под проливным дождем приковылял на железнодорожную станцию в Гейлорде. В станционном зале топилась большая пузатая печка. Окошечко кассы было закрыто. В зале — никого. Фейни стащил сперва один, потом другой башмак и грел ноги у печки, пока носки его не высохли. На пятках вздулось и лопнуло по большому пузырю, и лохмотья носков присохли к ним грязными струпьями. Он снова надел башмаки и растянулся на скамейке. В ту же секунду он уже спал.
Кто-то высокий в синем расталкивал его. Он попытался поднять голову, но не мог преодолеть сон.
— Эй, приятель, смотри, дождешься тут, что тебя дежурный зацапает, — говорил голос, который он и до того смутно слышал сквозь сон.
Фейни открыл глаза и сел.
— Черт, а я думал — фараон.
Над ним стоял широкоплечий юноша в синей рубашке и спецовке.
— Я решил, что лучше разбудить тебя: сторожа в этой дыре свирепы, как псы.
— Спасибо.
Фейни разминал ноги. Они так распухли, что он едва переступал.
— Черт, да я совсем закоченел.
— Знаешь, будь у нас центов по тридцать на брата, я бы нашел местечко, где можно знатно позавтракать.
— У меня есть полтора доллара, — с расстановкой произнес Фейни. Он стоял, прислонясь спиной к горячей печке, засунув руки в карман и внимательно разглядывая квадратную бульдожью челюсть и голубые глаза своего собеседника.
— Ты откуда?
— Из Дулута… Бродяжничаю помаленьку. А ты куда?
— Да сам не знаю. Вчера еще был на работе.
— Рассчитали?
— Слушай, а не дернуть нам в самом деле покормиться?
— Идет. Я и вчера не ел… Меня зовут Джордж Холл… Ребята прозвали Айк. Я, собственно, не настоящий бродяга. Просто захотелось свет поглядеть.
— Боюсь, что и мне придется свет поглядеть, — сказал Фейни. — Меня зовут Мак-Крири. Из Чи. Но родился я много восточнее, в Мидлтауне, штат Коннектикут.
Когда они распахнули дверь в буфет железнодорожного общежития, в лицо им ударил запах жареной грудинки, кофе и порошка от насекомых. Большезубая белокурая женщина окликнула их скрипучим голосом и очистила для них место.
— А вы где, ребята, работаете? Что-то я вас раньше тут не видала.
— Я работал на лесопилке, — сказал Айк.
— Рассказывай. Лесопилка уже две недели как стала, после того как управляющий пустил себе пулю в лоб.
— Да что ты мне-то говоришь, будто я не знаю?
— Ну а все-таки вам бы лучше заплатить вперед.
— У меня есть деньги, — сказал Фейни, тыча ей в лицо долларовую бумажку.
— Ну коли у вас есть деньги, тогда все в порядке, — сказала подавальщица, улыбаясь и показывая длинные желтые зубы.
— Верно, красавица, расплатимся, как миллионеры, — сказал Айк.
Они накинулись на кофе с булочками, маисовую кашу и яичницу с салом, и к концу завтрака так хохотали над рассказами Фейни о доке Бингэме, его жизни и любовных похождениях, что подавальщица осведомилась, не пьяны ли они. Айк шуточками убедил ее принести еще но кружке кофе задаром. Потом он выудил из кармана дне мятые папироски.
— Держи, Мак.
— Здесь нельзя курить, — сказала подавальщица. — Хозяйка этого не потерпит.
— Ладно, ясные глазки, что ж, мы смотаемся.
— Да вы что, далеко ли?
— Я держу на Дулут. Там у меня вся родня.
— А, так, стало быть, они из зулусов?
— Чего ты хохочешь, ну да, из Дулута.
— Какой тут смех, такая родня — да это несчастье.
— Ты не воображай, что меня этим поддела, голубушка.
— Стану я на это порох тратить, голубчик.
Она захихикала и принялась убирать со стола. У нее были большие красные руки и грубые ногти, побелевшие от кухонной работы.
— Не найдется у вас газет? Я бы до поезда почитал, что ли.
— Ладно, я вам раздобуду. Хозяйка получает чикагскую «Америкэн».
— Вот дело, а то я уже три недели в газету не заглядывал.
— Я тоже люблю почитать газету, — сказал Мак. — Любопытно знать, что делается на свете.
— Сплошь вранье… они все подкуплены большими тузами.
— Ну а Херст — он ведь за народ.
— Я и Херсту верю не больше, чем прочей шатии.
— Читал «Эппил ту ризн»?
— Скажи, ты не из социалистов?
— А то как же. Я работал у дяди в типографии, пока процентщики не выжили его из дела за то, что он стоял за стачку.
— Ну? Вот здорово. Лапу, дружище. Представь, я ведь тоже. Слушай, Мак, сегодня для меня счастливый день. Не часто встретишь понимающего человека.
Они вышли из буфета с пачкой газет и расположились в сторонке под большой сосной. Поднялось и пригрело солнце, большие беломраморные облака плыли по небу. Они лежали на спине, положив голову на красноватые корни, одетые корой, словно крокодиловой кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125