Сантисилью душил смех, у него бессильно подгибались ноги. Старик Темный водил за нос своих простодушных негров, как африканский колдун: произнесет задом наперед какую-нибудь фразу на кухонной латыни, а они в него верят как бобики! «Бойся сказок своей бабушки, — сказал себе Сантисилья. — Остерегайся сказителей!»
Он поднял руки: внимание!
— Вот что, — сказал он. — Надо сматываться. Мы вляпались. Темный здесь, он привез сюда старикашку. Он агент Федерального бюро.
Все посмотрели на него.
— Не агент, — сказал индеец.
— Агент, говорю вам. Как это нам раньше никому в голову не пришло? Он нас все время морочил, капал нам в уши про это свое безошибочное шестое чувство...
— Зачем? — спросил индеец.
— А кто его знает. Душу федерального агента разве поймешь?
— Интриги, наверно, — предположил Питер Вагнер. — Внутренние свары какие-нибудь.
— Не агент, — сказал индеец. Он сложил руки на груди, как индеец в кинофильме. — Берем товар.
Сантисилья на минуту вспыхнул злобой, но тут же рассмеялся. В голове у него что-то хрустнуло. Да что там, все равно уже поздно. Ох уж этот Темный!
— Может, он агент, может, нет, — сказал мистер Ангел, — но бросить столько товару...
— Мы бы раз-два — и загрузились, — сказал мистер Нуль.
Сантисилья молитвенно протянул к ним руки ладонями вверх, но сразу рассмеялся снова. Теперь уже все равно.
— Пожалуйста. — Он пожал плечами. — Давайте грузиться.
Остальные двинулись было к гроту, но остановились. Танцор размахивал автоматом.
— Нет! — орал он. — Сначала суд! Капитан Кулак прострелил мне ногу. А возмездие?
— Эй, ты, успокойся, — сказал Сантисилья. — С этим покончено.
Он презрительно улыбнулся, сделал один шаг и тут же, вскрикнув, отскочил обратно. Прямо перед ним пули раздробили камень.
— Сейчас мы устроим суд. Решено и подписано, — сказал Танцор.
Все глаза были устремлены на него.
Мексиканцы скребли в затылках и улыбались. Чужие обычаи сразу не разберешь. Все молчали.
Наконец Питер Вагнер со вздохом спросил:
— Чего ты, Танцор? К чему мелочиться? А вдруг Лютер прав? Вдруг охранники уже на пути сюда?
Танцор топнул ногой:
— Ополоумел ты, что ли? Темный — благородной души человек, краса и гордость своего народа. Вечно вы, падлы, стараетесь подорвать у молодежи веру в ее героев и идеалы.
— Ну ладно, — рассудительно сказал Питер Вагнер. — Но ведь суд можно устроить и позже, когда будем в безопасности.
— Безопасность — это для цуциков! — отрезал Танцор.
— Какая разница, — сказал Сантисилья. — Так или иначе, все кончено, кроме пальбы.
Танцор свирепо затряс головой, будто комаров отгонял.
— Предлагаю всем приготовиться к началу судоговорения!
— Под носом у охранников? — спросил Питер Вагнер.
— Сказано вам, к эдакой матери, что не будет никаких охранников! — завопил Танцор. — Федеральное бюро по борьбе с наркотиками — это мифический зверь. Еще одно слово про него, и я расстреляю тебя за оскорбление суда!
Джейн тронула его за локоть:
— А правда, ну зачем тебе это сейчас затевать?
— Надо, — ответил Танцор. — Надо, и все. Мы должны расследовать.
Все оглянулись на капитана Кулака, связанного, с кляпом во рту. Джейн невинно спросила:
— Что расследовать-то?
— Ты что, чокнутая, а? — Танцор повернулся к ней вместе с дулом автомата. — Ну что расследуют, когда судят, не знаешь, что ли? Расследуют, виновный или не виновный. Мы этого старого пачкуна, к его матери, судить будем, узнаем, виновный он или нет. А ты как думала, к твоей матери?
— Парень, — сказал Сантисилья, улыбаясь небу, — что такое вина? Или ты никого не убивал?
Но Танцор не слышал.
— Эй, Алкахест! — заорал он и ткнул старикашку в грудь дулом автомата. — Очнитесь! Сейчас мы займемся правосудием.
Доктор продолжал пребывать в алкогольно-наркотическом забытьи и только пробормотал сквозь сон:
— Вот забава-то для Сынов Свободы!
— Оставь его, — сказал Сантисилья. — Он обалдел. Ему сейчас не прочухаться.
— А я говорю, пусть очнется! — не унимался Танцор. Он наклонился над Алкахестом и крикнул ему прямо в ухо: — Просыпайтесь! Да глядите веселей, не то башку вашу червивую вмиг прострелю! Какого черта вы тут расселись и пренебрегаете своими общественными обязанностями? — Он держал дуло автомата в трех дюймах от Алкахестова носа. Доктор Алкахест открыл сначала один глаз, потом второй и ощерился от уха до уха.
— Вы хотите меня убить? — кокетливо спросил он.
Сантисилья сказал Танцору:
— Если тебе пришла охота убить капитана, взял бы да и пристрелил его.
Алкахест делал титанические усилия, чтобы не закрыть глаза. Коль скоро ему предстояло расстаться с жизнью, важно не упустить этих ощущений, успеть все прочувствовать, испытать боль. Это его неотъемлемое право. Он тряс головой, отчаянно моргал и вращал полузакрытыми глазами, не переставая широко щериться.
— Так-то оно лучше, богатый человек, — сказал Танцор. Алкахест трепетал от возбуждения, щипал себя, пошлепывал. Танцор продолжал трещать: — Ценю, ценю, что поднялись, что понимаете свой долг. И в знак одобрения сейчас окажу вам честь, ясно? Возвеличу до самых до небес. Потому как, вижу, вы у нас важная птица, образованный и прочее дерьмо, и еще потому, как вы, вижу, нанюхались до полного обалдения, назначаю вас защитником на суде. — Он указал на капитана Кулака. — Будете защищать вот его! Готовьтесь!
Алкахест посмотрел на Кулака, связанного и с кляпом во рту, потом перевел взгляд обратно на Танцора. При виде злобных капитанских глазок, мерзее чумы, доктор Алкахест ощерился и голова у него совсем пошла кругом.
— Я постараюсь, — с трудом произнес он и хихикнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156