В феврале советский военный атташе генерал-майор Тупиков, имевший прямой выход на агентурную сеть Шульце-Бойзена/Харнака, сообщал о трех немецких группировках, готовых к нападению на СССР в направлении Ленинграда, Москвы и Киева. В сообщении Тупикова говорилось: "По предварительным оценкам дата наступления приходится на 20 мая". 14 марта он передал заявление немецкого майора: "Мы поворачиваем на восток, против СССР. Мы отберем у СССР хлеб, уголь и нефть. Тогда мы станем непобедимыми". А через несколько дней Тупиков сообщил, что "германское вторжение следует ожидать в период "между 15 мая и 15 июня 1941 года".
Но эта информация не смогла убедить даже руководителя Разведупра генерала Голикова. 20 мая он представил на рассмотрение высшего командования свой отчет, в котором содержались и такие строки: "Слухи и документы, имеющие целью показать, что война против СССР неизбежно начнется этой весной, должны расцениваться, как сфабрикованные британскими, а, возможно, и германскими спецслужбами фальшивки". Аналогичные сообщения о сроках начала войны советского военно-морского атташе капитана первого ранга Воронцова также встретили в Москве далеко не лучший прием.
В отчаянии дипломаты и офицеры из советского посольства собрались в начале мая и ещё раз проверили всю информацию о подготовке Германии к войне. Вскоре после этого они отправили в Москву специальное сообщение с ещё одним предупреждением: подготовка Гитлера к войне завершена, война может начаться в любую минуту. На этот раз Разведупр впервые серьезно отнесся к информации из Берлина, но Сталин упрямо продолжал придерживаться мнения, что Гитлер войны не хочет, а только пытается шантажировать Россию. Даже сообщение разведывательной службы о выдвижении к нашим границам 120 немецких дивизий не произвело на него впечатления. В конце концов он располагал на границе 149 дивизиями. Начальник Генерального штаба Жуков напомнил ему, что немецкие дивизии вдвое сильнее русских, но Сталин резко возразил:
- Нельзя верить всему, что говорит разведка.
Подобные гибельные недоразумения могут служить примером трудностей, с которыми сталкивались советские агенты за рубежом в тщетных попытках убедить свое руководство в Кремле. Все это относилось и к "Красной капелле". Барьер недоверия между "Директором" в Москве и его агентами стал непреодолимым. Агенты "Красной капеллы" часто действовали по собственной инициативе, а сам "Директор" не всегда знал, чем занимаются его агенты. Многие факты доказывают, что советская разведка в корне отличалась от образа, созданного её западными почитателями.
Ко всему сказанному следует добавить ещё и практические трудности, с которыми сталкивается любая спецслужба, если её агенты работают во вражеском лагере. Советский Генеральный штаб не мог и не хотел считаться с возможностью, что его агенты оказались жертвой провокации со стороны противника или действовали с ним в сговоре. Все это в известных пределах способствовало укреплению недоверия к информации о намерениях противника, а донесения "Красной капеллы" могли оказывать только очень ограниченное влияние на решения руководства Красной Армии во время Великой Отечественной войны.
Нам, конечно же, неизвестно, в какой мере советский Генеральный штаб полагался на сообщения "Красной капеллы" в оценке постоянно меняющейся ситуации на фронте. В этом может помочь сравнительное рассмотрение действий немецкой стороны. Создание полномасштабной картины обстановки в лагере противника базировалось на информации из пяти источников: наземной фронтовой разведки, воздушной разведки, радиоперехвата, изучения вражеской и нейтральной прессы и донесений агентурной разведки. В порядке убывания надежности полученная от агентов информация стояла на последнем месте.
Бывший сотрудник абвера, капитан доктор Виллем Гроссе вспоминает: "Сообщения агентов никогда не служили основой для разработки военных операций. На принятие оперативных решений гораздо большее влияние оказывала общая стратегическая оценка ситуации, а не информация разведслужбы о намерениях противника, его силе, степени дезорганизации и моральном духе. С германской стороны донесения агентов учитывались только в той мере, насколько они соответствовали общей оценке сложившейся ситуации".
Даже, если предположить, что советский Генеральный штаб действительно придавал известное значение донесениям агентов, остается вопрос, насколько качественной была информация "Красной капеллы", чтобы служить основой для принятия военных решений. Подтверждением этому может служить тот факт, что создатели легенды о "Красной капелле" до сих пор избегали детального рассмотрения этого вопроса.
Даже не сведущим в военных вопросах людям остается только гадать, какую ценность для руководителей находившейся на востоке Советской Армии представляли сообщения "Кента" и Треппера о силе, вооружении и дислокации германских войск в глубоком тылу Западной Европы. Советский Генеральный штаб знал практически все о положении дел на западе, за исключением самого необходимого - сведений о планах, замыслах и целях германских военных. А причина была проста: информаторам Треппера так и не удалось внедрится в самое сердце немецкой военной машины. "Большой шеф" располагал хорошими связями с организацией Тодта и службой Заукеля, но германские военные штабы оставались ему недоступны.
У "Красной капеллы" существовал временный доступ только в так называемую военную администрацию, чисто административное ведомство при штабе главнокомандующего во Франции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112