..) счел, что консул понес за свои действия, более неосторожные, нежели преступные, достаточное наказание и впредь исправится».
16 января вдали показался Пиньероль. Можно себе представить, что, увидев посреди крытых красной черепицей кровель, колоколен и шпилей мрачную средневековую крепость, пять башен которой возвышались над маленьким, итальянского типа городком, гасконец должен был от души поздравить себя с тем, что ему не предстояло всю жизнь оставаться тюремщиком! Какое одиночество, какое изгнание! Он с облегчением вздохнул, передал Фуке приехавшему за несколько дней до того г-ну де Сен-Мару и вручил ему также список драконовых охранных мер, составленный Летеллье. Государственный заключенный не имел права никакого общения с внешним миром — ни писем, ни посещений; в его камере не должно было быть ни бумаги, ни чернил, он не имел права держать у себя более одной книги зараз.
«Что касается формы и способа, которым вышеуказанный капитан Сен-Map должен охранять вышеуказанного Фуке, — добавлял министр, — то Его Величество не предписывает никакой формы, полагаясь полностью на его осторожность и предусмотрительность и на то, что он будет следовать примеру вышеуказанного г-на д'Артаньяна, который охранял заключенного от лесов Венсенна до Бастилии».
30 декабря г-жа де Севинье записала:
«Я надеюсь, что наш дорогой друг уже прибыл, но точных известий у меня нет. Известно только, что г-н д'Арта-ньян, по-прежнему ведя себя очень обходительно, снабдил его всеми необходимыми теплыми мехами для того, чтобы без неудобств перебраться через горы. Я узнала также, что он получил письма от короля и сообщил г-ну Фуке, что тому не следует падать духом и нужно мужаться, что все будет хорошо».
Д'Артаньян несколько недель оставался в Пиньероле, где его роскошно принял городской совет. «В знак уважения к нему и желая просить его заступиться за них перед Его Величеством в делах, которые могут возникнуть в будущем», отцы города сделали ему подарок в виде огромного количества каплунов, куропаток, бекасов, кроликов и фазанов, которых они велели закупить в Турине.
Д'Артаньян, несомненно, остановился в пиньерольской тюрьме и участвовал в ее укреплении. В частности, именно он настоял на том, чтобы рядом с камерой заключенного была обустроена небольшая комната, где мог бы жить его слуга.
Так в течение трех долгих лет наш мушкетер достойно выполнял обязанности тюремщика, несомненно, с ностальгическим чувством вспоминая запах пороха, оглушительные пушечные залпы, гром барабанов и головокружительное упоение яростной атаки. Показав себя одновременно строгим в выполнении своих обязанностей и гуманным в повседневном их соблюдении, он вызвал уважение и восхищение молодого короля, двора и сторонников суперинтенданта, тех, кто остался верен ему и не пожелал, живя с волками, выть по-волчьи. Только Кольбер и его клан затаили на д'Артаньяна злобу за его слишком благодушное поведение.
Мало кто из его современников мог бы похвастаться такой гибкостью и таким успехом. Многие восхищались его поведением.
«Я решил, что должен написать Вам это письмо, — писал ему в Пиньероль Летеллье 23 января 1665 года, — чтобы сообщить Вам, что Его Величество удовлетворен всеми Вашими действиями, совершенными за время поездки».
Г-жа де Севинье также была наилучшего мнения о нашем мушкетере. И говоря позже со своей дочерью о другом офицере — лейтенанте короля в Сен-Мало г-не де Сент-Ма-ри, она сочла наилучшим комплиментом для него следующие слова: «Это новый д'Артаньян, который верен королю и человечен в обращении с теми, кого ему приходится держать под стражей».
Глава XI. Д'Артаньян и старшие мушкетеры
Хотя дело Фуке несколько нарушило обычный распорядок службы д'Артаньяна, он все это время сохранял за собой командование ротой, продолжая следить за ее набором, организацией и дисциплиной. Именно он отдавал текущие приказы, распределял патенты, отдавал приказы о присвоении дворянского звания или пенсии, в случае отъезда мушкетеров подписывал свидетельства о достойном поведении и сурово наказывал тех, кто позволял себе неподчинение или провоцировал ссоры. Короче говоря, он создал ту традицию жесткого соблюдения «всякого рода мелочей и деталей, четкости и точности», которую молодой герцог Сен-Симон не мог не отметить, говоря в конце века об офицерах этого рода войск.
Безупречное поведение д'Артаньяна во время судебного разбирательства против суперинтенданта укрепило его репутацию как при дворе, так и в армии. Возникает необходимость найти несколько «закаленных и мудрых» дворян для помоши французскому посланнику в выполнении сверхсекретной миссии при испанском дворе? Обращаются к д'Ар-таньяну: меморандум Летеллье от 28 мая 1664 года предписывает ему выбрать среди лучших мушкетеров восемь человек, выдать каждому по 20 пистолей и приказать им немедленно двинуться в сторону границы, не надевая формы и объединившись в группы по четыре человека.
Мелкопоместные провинциальные дворяне, желая определить своих буйных отпрысков в королевские войска, забрасывали д'Артаньяна прошениями. Зная, что он вхож к королю, у него просили поддержки в самых разнообразных делах. Например, в 1665 году он ходатайствовал в пользу мушкетера по имени Клотю, желавшего получить место белого брата в аббатстве Нотр-Дам-де-Луи в шартрском диоцезе. Когда д'Артаньян слишком поздно попросил место для одного из своих протеже, Летеллье послал ему письмо почти что с извинениями: «Я весьма опечален, что не знал ранее, что Вы хотели получить место знаменосца для дворянина, которого Вы рекомендуете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74