д.), икон, бронзы и т. п.».
6 февраля, из Берлина: «Прошу сообщить, как обстоит дело с выделением скифского золота. Как я Вам сообщал, на этот предмет имеется большой спрос и его можно легко реализовать».
Читая такие послания, трудно усомниться в том, что Самуэли считал себя приказчиком крупной торговой фирмы, складами которой являлись все без исключения музеи Советского Союза. Он стремился во что бы то ни стало выслужиться перед хозяином, Хинчуком, и продемонстрировать ему свой талант продавца, даже в столь тяжелые годы умеющего отыскать покупателей. Не важно на что – на селедку или ценнейшие холсты выдающихся живописцев, – лишь бы продать, как ему казалось, с прибылью. Самуэли даже не подозревал об истинной стоимости (хотя бы на день продажи) того, что он так торопился сбыть.
Но ничего странного в том не было. Дьердь (Георгий) Самуэли родился в 1899 году в Венгрии, в семье заведующего складом фирмы, занимавшейся экспортом хлеба. По окончании гимназии он тоже стал комиссионером. Во время Первой мировой войны Самуэли вынужден был надеть мундир, даже дослужился до чина унтер-офицера, но сумел устроиться подальше от передовой и четыре года провел в интендантстве, на складах имущества австро-венгерской армии.
В дни венгерской революции, осенью 1919 года, он поторопился примкнуть к тем, кто показался ему победителями: вступил в коммунистическую партию, даже добился назначения заместителем начальника политотдела Наркомата внутренних дел. После поражения революции Самуэли оказался в тюрьме, но спустя три года его обменяли и отправили в Советский Союз.
На новой родине Самуэли попытался учиться в Высшем техническом училище, работать конторщиком на электроламповой фабрике, но быстро разочаровывался в не суливших выгодной карьеры профессиях. Нашел он себя, лишь поступив в 1924 году на службу в Наркомат внешней торговли. Сначала стал председателем правления и уполномоченным в Берлине «Рустранзита», затем перешел в «Антиквариат». Там под формальным руководством бывшего рабочего и профессионального революционера Ильина он фактически возглавил это акционерное общество, в то же время занимая посты заместителя экспортного сектора Внешторга, сотрудника торгпредств в Берлине и Лондоне.
Делал заказы на экспонаты картинных галерей не только Самуэли. Тем же занимались и торгпредства – как те, которые прежде не участвовали в распродаже собраний советских музеев, так и уже преуспевшие в этом.
Андреева писала 9 января – в последний раз перед снятием с должности за провал аукциона 1929 года и последующие неудачи: «Мы считали бы желательным присылку французских мастеров XVIII века, по преимуществу красивые женские портреты и галантные сцены, которые сейчас в моде, и первоклассную мебель, имеющуюся в Гатчине».
2 января 1930 года Барабаш, руководитель генуэзского отделения торгпредства СССР в Италии, также информировал о поступившей к нему просьбе одного коллекционера (имени он не назвал), жаждавшего получить возможность купить из экспозиции Эрмитажа одну из двух работ гениального Веласкеса – «Портрет графа Оливареса» или «Папы Иннокентия X». «Указанное лицо, – объяснял Барабаш, – хотело бы получить список еще не проданных картин из Эрмитажа в Ленинграде и других музеев».
Вот по таким заявкам и отправляли в тот или иной музей членов «ударной бригады». А если искусствоведы пытались хотя бы настоять на максимальной оценке реквизируемых произведений искусства, то выслушивали решительную отповедь. Им жестко напоминали, что от них ждут только подтверждения, что данный холст подлинный, а не фальшивка, определения времени создания произведения, имени его автора – не больше.
Вот лишь два рядовых примера из очень многих.
18 февраля 1930 года искусствоведы по требованию «Антиквариата» изъяли из Оружейной палаты огромное количество произведений прикладного искусства. Серебро – так называемый Орловский сервиз, десятки изделий французских ювелиров XVIII века Огюста, Жермена и других – изъяли из собрания точно по известному справочнику «Опись серебра двора его императорского величества». Двухтомнику, составленному А. Е. Фелькерзамом и изданному в 1907 году гофмаршальской частью министерства императорского двора только для специалистов тиражом в 200 экземпляров.
С. Н. Тройницкий, всю жизнь специализировавшийся именно на таких вещах, а теперь вынужденный участвовать в изъятии их ради продажи за рубежом, твердо настаивал: «выделенная» часть собрания стоит никак не меньше 1 300 000 золотых рублей. Он исходил из значимости каждого образца, из места его создателя в истории западноевропейского прикладного искусства. Сотрудников же «Антиквариата» волновала только рыночная стоимость, а цены в период падения настоящего спроса были крайне низкими.
Мнение внешторговцев было категоричным – 680 тысяч, и ни рубля больше. Чтобы разом покончить с ненужным им обсуждением, они написали Хинчуку: «Мы ответили, что так как по договору Главнаука в течение 48 часов должна дать ответ, в случае, если через 48 часов не последует ответа, то предложенные нами лимиты считаются утвержденными. Таким образом, мы считаем предложенные нами лимиты… утвержденными».
Столь же наглядно продемонстрировал «Антиквариат» право сильного и при обследовании музея-усадьбы Архангельское. Очередной разразившийся скандал с хранителями Самуэли излагал так: «Сообщаем, что две книги Тассо нами отправлены в Архангельский музей обратно, а библия в переплете Тувенэна, как не являющаяся для музея необходимой ценностью, нами отправлена в Ленинград».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93