Главное условие, решающее успех боя, — осмотрительность. Когда истребитель видит противника, то враг ему уже не страшен, так как есть возможность принять разумное решение. Коль наш И-16 имеет превосходство в скорости над японским И-96, то за нами и инициатива: хочу — нападаю, хочу — выжидаю, а если нужно — выхожу на время из боя. Мы не пехотинцы в окопе. Простора в небе хватает. Истребитель должен опередить противника. Опередил — победил, прозевал — обречен на поражение. Но знать все это — мало. Это надо прочувствовать, больше того, необходимо выработать рефлекс и реагировать на приближение опасности мгновенно. Всегда чувствовать и видеть, что происходит кругом, и своевременно принимать меры. Непрерывно наблюдая за воздухом, обязательно следить и за землей, а то можно заблудиться и даже сесть на территорию противника. Такие случаи бывали. Советую в первых боях по возможности не отрываться от своих ведущих, ни в коем случае не гоняться в одиночку за самолетами противника, никогда не смотреть в одну точку, постоянно крутить головой — эта «гимнастика» приучит вас к осмотрительности…Майор вспоминает случай, когда он сам, увлекшись погоней, едва не поплатился жизнью. Выразительные жесты смуглых ладоней, несколько точных фраз — и перед нами возникает реальная обстановка боя. Необходимость осмотрительности становится почти физически ощутимой. Я невольно оглядываюсь назад, словно стараюсь увидеть, откуда ему, рассказчику, когда-то угрожала опасность…В заключение майор Герасимов напомнил, что японские истребители очень легкие, весят всего около 1300 килограммов, поэтому маневреннее наших, посоветовал облегчить И-16. В частности, порекомендовал снять с самолетов все кислородное оборудование, некоторые приборы, а также и радиооборудование. Правда, только на двух наших самолетах стояли приемники, но их сняли еще в Забайкалье. Радиооборудование снимали не потому, что недооценивали, и не потому, что оно громоздкое. Оно просто не работало и оказалось бесполезным грузом.Кто знает, может быть, эта разумная в ту пору мера и затормозила внедрение радиосвязи в истребительной авиации.Окончив беседу, Герасимов, сидевший на земле, разжался, словно пружина; его крепкая, рослая фигура выпрямилась. Мы все тоже поднялись. Прощаясь, он окинул нас дружеским взглядом и сказал попросту:— Вот, братцы-ленинградцы, поимейте в виду мои советы, может, и пригодятся.Мы смотрели ему вслед с уважением, почти благоговением. Кто-то из летчиков, подражая голосу Герасимова, тенорком произнес: «Ну, братцы-ленинградцы, можете расходиться». Это обращение «братцы-ленинградцы», перенятое у наших боевых инструкторов, стало потом ходячим среди истребителей… 11 Командный пункт эскадрильи размещался в полевой палатке, натянутой над неглубоким котлованом, служившим укрытием на случай налета вражеской авиации. Справа и слева от входа были оставлены земляные уступы, застланные постелями, — это командиру и мне для дневного отдыха, а земляной выступ в середине служил столом. В жару борта палатки поднимались, и она походила на большой зонт. Теперь вечерело, полотно было опущено.Василий Васильевич сидел на своей кровати и что-то писал. Старший техник Табелов кричал в телефонную трубку:— Поймите же: нельзя открыто хранить набитые ленты и снаряды. Роса, ветер, попадает песок, будут задержки при стрельбе… Срочно нужна палатка. Хорошо! Жду!.. Не задерживайте!Василий Васильевич, договорившись со штабом полка о моем вылете для опробования мотора после регламентных работ, предупредил:— Только долго не крутись. Темнота застанет… Возле самолета я снял свой меховой жилет и передал Васильеву:— Не замерзну, на высоту не пойду.— А то бы завтра утречком слетали, — сказал осторожный и всегда рассудительный техник, глядя на низкое солнце.— То, что можно сделать сегодня, не откладывай на завтра, — и я стал застегивать парашют. — Если обнаружу неисправность, за ночь устранишь.Мотор запустился легко и заработал ритмично, ровно. Опробовав двигатель на полных оборотах, я показал Васильеву большой палец, что означало: «Все в порядке!» Потом махнул руками в стороны: «Убрать из-под колес колодки!»Когда взлетел, солнце уже скрылось, и на землю опускалась темнота. Сделав две бочки, я хотел было идти на посадку, как вдруг заметил впереди себя на большой высоте оранжевые, белые и черные бутоны. Они стояли неподвижно, края их были разорваны. «Что за чудо?». Мне никогда еще не приходилось видеть в небе такую странную картину. Я рассматривал ее с острым любопытством. .. Да ведь это бьет зенитная артиллерия! Начальник штаба полка предупреждал, что разноцветными разрывами будет указываться направление, в котором должны следовать наши истребители, — направление на воздушного противника.Я стал вглядываться в сторону разрывов.Лохматых пятен на небе становилось все больше и больше. Некоторые из них начали расползаться, исчезать. Вдруг среди разрывов мелькнула серебристая точка. Вражеский самолет!Позабыв все на свете, я устремился за ним. Разведчик! Сейчас уничтожу.Сектор газа давно отведен до отказа, а я все жму на него; ноги с силой уперлись в педали, как бы помогая самолету, и все мое тело подалось вперед… Сближение происходило слишком медленно. Я оказался на одной высоте с разведчиком. Отжимаю ручку «от себя», чтобы увеличить скорость, но желаемого результата не достигаю. Разведчик делает крутой поворот вправо. Стремясь к нему приблизиться, я резко срезаю угол, подворачиваюсь. Крен слишком велик, мой самолет скользит, я снова теряю высоту. Почему разведчик, да еще с неубирающимися шасси, уходит от истребителя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101