Никого не слушая, отказывался сбрить бороду. По словам трех сестер, посмертная маска Буки напоминала сито.
Господина Росни Матильда не помнила, зато отец, когда она была маленькой, часто возил ее на виллу «Клер Буа» Поля Маргритта. Она считает, что Бука был излишне непримиримым как в отношении своих более удачливых собратьев по перу, так и в отношении того, что имеет касательство к мужской гордости. Впрочем, вряд ли можно осуждать человека, который одалживал вам свою лодку.
Подписав у нотариуса Кап-Бретона акт о покупке и вручив деньги, Матильда, с благодарностью расцеловав трех сестер, просит отца и Сильвена тотчас отвезти ее туда, где она узнала юношескую любовь. Хижина стоит на том же месте, вернее, то, что от нее осталось, серебристый тополь устоял-таки всем ветрам назло. Теперь, став взрослой, Матильда почувствовала, что настало время все рассказать. Матье Донней говорит: «Только избавь меня от воспоминаний. Больше всего мне тут нравятся мимозы и это дерево с сентиментальным „МЛМ“, скрывающим то, о чем многим отцам — я тут не одинок — не хотелось бы знать. Но к чему потом привыкаешь».
Он нес Матильду на руках, Сильвену же была поручена новая, более прочная коляска, настоящее кресло на колесах, изобретенное парализованными на войне инвалидами. Как полагает та из двух Клеманс, у которой голова из жвачки, война всегда приносит некоторую пользу.
Стоит прекрасная холодная погода. Матильда сидит рядом с тополем, прикрыв ноги шотландским пледом, а отец меряет шагами чащу. Сильвен отправился к озеру, чтобы оставить их наедине. Время от времени Матильда дотрагивается до букв, означающих, что она всегда будет любить Манеша. На открывшемся во время отлива песчаном берегу, не обращая внимания на людей, собираются чайки.
«А почему, собственно, нет?» — после долгого разговора с самим собой восклицает Матье Донней. Вернувшись к Матильде, он сообщает, что решил построить тут большой дом, где смогут счастливо жить она, Сильвен, Бенедикта и кошки. Если она не возражает, он отдаст «Поэму» Полю и его семье. Матильда согласна, но пусть не трогает мимозы и, естественно, тополь. Пожав плечами, отец говорит: «Иногда, дочь моя, ты бываешь настоящим чудиком».
Рассмеявшись, она спрашивает: «Откуда ты знаешь это слово?» Он отвечает, что среди его рабочих есть выходцы из Прованса. Они объяснили ему, что «чудик» — это маленький краб, не слишком храбрый, — что вообще-то не очень присуще нашим отдаленным предкам, — а в Марселе, Бандоле, Сент-Мари-де-ля-Мер так называют недалекого человека.
Затем зовет Сильвена и сообщает ему, что намерен построить тут новый дом, но так, чтобы серебристый тополь и мимозы остались нетронутыми. Что думает на сей счет опытный садовник? Сильвен отвечает: «Мимозы можно и пересадить. А тополь никому не мешает». Матье Донней крепко жмет ему руку. Матильда говорит: «Спасибо, Папа. Так, по крайней мере, летом и на Рождество я буду избавлена от общества жены брата и их чудовищ-детей». А Сильвен без всякого лукавства добавляет: «Матти права. Бенедикта тоже будет довольна».
На другой день Матильда и Сильвен провожают на парижский поезд всю семью. А 6 января на машине отправляются в Перонн, на Сомме, самый близкий город к военному кладбищу в Эрделене, где похоронен Манеш. С тех пор как пять месяцев назад она приезжала сюда вместе с Пьером-Мари Рувьером, следы войны стали еще менее отчетливы. Но зато, может быть из-за зимы, война ощущается в каждом элементе пейзажа.
Ночуют они в таверне «Оплот», куда их в августе привел Пьер-Мари. Утром 7 января, памятный день, который Матильда поклялась не забывать, пока жива, что, впрочем, не исключает других посещений, на Перонн и бывшие поля битвы обрушивается мокрый снег. В Эрделене, где восстановленные дома соседствуют с разрушенными, дорога напоминает грязевой поток. Над входом на кладбище повисли бесславные и бесцветные знамена. Почти напротив, по другую сторону дороги, разместилось немецкое военное кладбище, оно выглядит не лучше.
В прошлом году при ярком солнечном свете, пробивавшемся сквозь ветви свежепосаженного ивняка, четкие аллеи, безупречно подстриженные газоны, трехцветные кокарды, прикрепленные к крестам, пышные национальные цвета на фоне лжеантичной декорации, казались Матильде полными такого лицемерия, что хотелось кричать от отвращения. Дождь, ледяной ветер из Фландрии, своеобразное оцепенение, давящее на все вокруг, лучше подходят Несчастным Фронтовым Мудакам. Кто из покоящихся здесь станет ей возражать?
В первый раз она сначала искала белый крест девятнадцатилетнего Жана Этчевери, погибшего за то, что она отказывается отныне произносить, ибо это ложь. Такая же ложь написана и на обнаруженном кресте Клебера Буке, тридцати семи лет. А еще несколькими рядами дальше и Анжа Бассиньяно, двадцати шести лет, марсельского подонка. К его кресту приставлена цветочная чаша с разноцветными искусственными жемчужинами, составляющими имя Тина, и доказывающая, что девица из Бель де Мэ опередила ее. На другой аллее повис опрокинутый ненастьем крест Бенуа Нотр-Дам, тридцати лет. Пьер-Мари отправился за сторожем, который уже сообщил об этом, и обещает, что крест поставят на место.
Сильвен катит кресло Матильды по кладбищу в поисках могилы Си-Су. Тот покоится возле стены, в тени. На могиле ни венка, ни цветов, типичная могила человека, погибшего ради все того же, на омерзительной войне, затеянной ради корысти, эгоизма, лицемерия и тщеславия некоторых людишек. Именно так, а не иначе.
Сидя под большим зонтом в коляске напротив Манеша, Матильда видит, что кокарда на кресте слегка выцвела, в остальном Сильвен выполняет свои обязанности исправно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76