Первое законодательное собрание в мае 1634 года вынесло ряд постановлений, которые следует изучить… Словом, много чего наговорили. Утешительным было одно: наше вспомогательное судно с провизией, оказывается, цело, оно здесь, и мы обеспечены на первое время питанием.
И тут такие же надменные вельможи с толпами слуг и прихлебателей, как в Англии, — стоило ехать за три тысячи миль! Люди простой породы для них суть черви земные, сосуды праха, обреченные тьме, и только они, видите ли, избранный остаток во Израиле, а посему и уполномочены вершить тут все дела. Губернатор налагает вето на решения диспозеров — депутатов от двухтысячного населения: не смей даже свою церковь открыть, ходи в общую. А какими капиталами ворочает эта тресковая аристократия! Нет, не так представляли мы себе град избранных и царство божие на земле. Лица у наших духовных вождей были унылые, и даже походка выдавала огорчение.
Видя это, Питер бодро предложил:
— Друзья, а что, собственно, держит нас здесь? Земли вокруг никудышные, камень да песок. Еще раз поднимем паруса — и в путь!
Ему всегда — лишь бы в путь: такой человек.
Глава III
Роджер Уильямс, продав пленных индейцев в рабство, поступил строго по заветам древних иудеев. И все же его замучили религиозные сомнения. «Откуда мне знать, — сокрушался он, — каковы были на них цены в Древней Иудее!»
Изречения Питера Джойса
Первое, что нас встретило на пристани, было объявление. Оно гласило: «Всем свободным гражданам Массачусетса.
По сходной цене и с рассрочкой продаются весьма умелые английские работники, мужчины и женщины. Партия только что прибыла из Англии. Обращаться к м-ру Уорсингтону или капитану Сваанестрому. Обоих можно найти на борту Красивой Мэри».
На палубе флейта толпился народ, скорее чтобы поглазеть на женщин, в которых, как нам говорили, большая нужда в колониях. Они стояли на палубе в ножных кандалах, потупя глаза от стыда. Приплыли, называется. Обрели Ханаан! Со всех сторон сыпалось: «Аи, какие глазки! Эй, Бэтси, муж не нужен?» — «Хорошенькая, посмотри на меня!» — «Умеешь штопать носки? Покупаю!»
Тут же ожидали продажи их братья, мужья, женихи. И сэр Уриэл, и капитан были в растерянности: покупали охотно, а денег почти никто не давал. Предлагали что угодно: табак, пшеницу, маис, вампумы — индейские пояса из ракушек… Правда, нашелся покупатель, член магистрата, который расплатился деньгами, и то испанскими реалами . Английских денег в Массачусетсе не было. На борт флейта поднялась важная дама, жена здешнего проповедника — ей нужен был учитель для детей. И вот она подошла к нашему Джорджу Пенруддоку. Бедняга сидел у мачты, подобрав свои цепи так, чтобы они не бросались в глаза, и читал Вергилия, с которым не расставался.
— Неужели вы знаете латынь? — спросила дама.
— О да, мадам!
— И греческий?
— А как же!
— И древнееврейский? Арифметику, риторику, музыку?
Все знал наш сельский учитель!
— Хорошо, я вас беру. Будете учить моих детей, ухаживать за моими собаками и чистить дымоходы в кухне.
От такой блестящей перспективы и без того длинная физиономия нашего кавалера вытянулась на ярд, но делать нечего. Дама расплатилась французскими луидорами и заодно купила Эндрью Оубрея, на которого в шутку ей указали как на опытного садовника. Сомневаюсь, мог ли наш смотритель отличить тюльпан от репы, но он ужасно обрадовался, что не разлучится со своим другом Пенруддоком.
Пьянице Уорвейну — вот кому повезло: на него нашелся покупатель в лице местного кузнеца, который, не торгуясь, уплатил за него сто пятьдесят фунтов виргинского табака. Кузнец первым делом сбил с Уорвейна кандалы, с проклятиями зашвырнул их далеко в море и кратко предложил своей «покупке»: «Выпьем, что ли?» Они мигом поняли друг друга и под хохот зрителей прямо с палубы, обнявшись, зашагали куда следовало. В стороне меж тем происходило следующее. Наша служанка Анна Гауэн, вертясь и жеманясь, отвечала на вопросы Криса Холкомба — он тоже явился сюда. Вообще здесь понемногу собрался весь Бостон. На щеках Анны полыхал румянец.
«Мисс не замужем?» — «Что вы!» — «Честного поведения?» — «Еще бы!» — «Мне нужна жена. У меня есть треска и три бобровых шкурки. Сколько за вас хочет ваша хозяйка?» — «Спросите ее сами, мистер, мне так стыдно!»
Крис отправился на спардек и вернулся сильно сконфуженный: очевидно, моя бабка задала ему жару.
— Она говорит, что не торгует людьми.
Он чесал в затылке и не знал, что делать. Я подошел к нему и сказал:
— Да бери ты ее даром, Крис. Только ее надо защищать от ведьм и прочей нечистой силы, имей это в виду. Она у нас заколдованная.
Появилась бабка и строго сказала рыбаку:
— Вот что, мистер, вы должны просить нашего проповедника, мистера Бланкета, чтобы он сейчас же обвенчал вас, иначе я Анну не отпущу! И вы не должны ее бить и оскорблять.
— Что вы, мистрис! Да я пальцем ее не трону, разрази меня гром! У нас и законы на этот счет…
Так решилась судьба Анны Гауэн, нашей служанки. После короткого венчания, обливаясь слезами, вынесла она свой сундучок, бросилась на шею хозяйке, потом мне, назвала меня своим милым, дорогим голубчиком и прямо с палубы отправилась в лодку Холкомба навстречу новой жизни.
На прощанье Крис сказал мне:
— Ветер носит мою лодку по всему побережью. Треска, сельдь, бобровые шкурки — все у тебя будет, только назови имя Холкомба.
Но далеко не все устроились так благополучно. На следующий день в Бостон прибыли виргинцы — плотные джентльмены с тяжелой поступью. Они явились к нам на палубу и, выставляя челюсть вперед, бешено торговались из-за каждого фартинга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86