Другого слова он подобрать не смог. Когда он в последний раз его видел? Этим вечером? Накануне? Месяц назад? В мире, где не вставало и не садилось солнце, время не имело смысла. Оно стало просто каракулей на листке с расчетами. Ему ежедневно сообщали о движении солнца и луны, потому что это было важно: невозможно найти философский камень, не имея самых точных данных.
Чибо посмотрел на своего бывшего коллегу и нынешнего пленника. Прошло уже десять лет с тех пор, как он изменил судьбу Авраама, и эти годы оказались немилостивы к иудею.
Чибо вспомнил энергичного молодого ученого, с которым познакомился. Авраам экспериментировал с различными металлическими сплавами для создания удивительных ювелирных изделий, а на доходы от них удовлетворял свою главную страсть — исследование тайн алхимии. Поначалу они работали вместе, делясь радостями открытий. Каких успехов они достигли! Они во многом превзошли Парацельса из Базеля и Аполлония из Виттенберга. Но в один прекрасный день Авраам захотел отвезти свою дочь к родне в Венецию: его огорчало, что она растет вне их веры. Чибо не мог быть уверен в том, что его коллега вернется, а ему необходимы были знания иудея, которые во многом превосходили его собственные. И Чибо заточил тело Авраама в этом стеклянном мире, а его разум — в опиумной трубке: неизбежная мера после того, как дочери удалось бежать и Авраам начал бунтовать.
Авраам состарился под действием дурмана, усугубленного жаром и испарениями от тигля, за которым он постоянно следил, отсутствием свежего воздуха и солнечного света. Его мир сузился до размеров этого калейдоскопа, который Чибо изобрел для того, чтобы он соединялся с действием опиума и помогал концентрировать блестящий ум ученого. Удивительные вещи происходили в этом магическом помещении, ибо Чибо знал: алхимия — это нечто большее, нежели просто наука.
Он бросил на стол седельную сумку.
— Я принес тебе кое-что, что может оказаться полезным, — сказал архиепископ Аврааму. — Давай, открой ее.
Он хотел отвернуться — и не смог, только отступил на шаг. Иудей медленно развязал тесемки, одну за другой. Когда он засунул руку внутрь и замер, Чибо содрогнулся, ожидая, что Авраам в ужасе отшатнется от одного только прикосновения. Однако тот осторожно извлек бархатный мешочек и положил его на единственное свободное место стола, заваленного гороскопами и приборами. Алхимик просто сидел и смотрел на оказавшийся перед ним предмет.
— Ну же! — У архиепископа сорвался голос. — Вынь ее.
Шестипалая кисть была послушно извлечена на свет, и оба ахнули.
Рука Анны Болейн не шевелилась, как в каюте корабля, но и не казалась совершенно неподвижной. Авраама поразило количество пальцев, Чибо — вид кисти, изменившийся за эти недолгие четыре дня. Тогда на ней кровоточила рана: стрела пробила кожаную сумку и вонзилась в плоть. У живого человека такая язва зарастала бы несколько недель и сохранился бы шрам. Тем не менее от нее не осталось и следа: на розовой гладкой коже — ни малейшего изъяна. То же самое произошло с запястьем, там, где меч отсек кисть от руки. Только розовая и здоровая плоть.
Возгласы изумления растаяли в воздухе, и опять повисло молчание. Наконец Авраам устало проговорил:
— Ох, Джанкарло, что ты вытворил на этот раз?
Архиепископ не выносил критики. Он всегда прав, вот и все. Но почему-то здесь, в мире, где не существовало времени и где он оказался рядом с единственным человеком, которого считал себе ровней, он почувствовал необходимость в каких-то объяснениях.
— Все не так, как ты подумал, — сказал архиепископ. — Такого невозможно придумать и вообразить.
— Ты убил человека, чтобы получить эту руку?
— Нет. Я видел, как ее убили. Да, это — рука женщины. Королевы.
— Тогда как…
— «Как» не имеет значения. Важно «почему». Сколько времени, по-твоему, прошло с тех пор, как эта кисть отделилась от тела?
Авраам потянулся к руке и перевернул ее, чтобы лучше разглядеть. При виде этого Чибо шумно втянул в себя воздух, однако рука осталась неподвижным пассивным объектом. Иудей внимательно осмотрел ее и только потом заговорил:
— Она все еще кажется почти теплой на ощупь, и трупное окоченение не наступило. На основании этого я сказал бы, что несчастная потеряла руку не дольше, чем три часа назад. И в то же время…
Тут он вдруг широко зевнул и потерял нить рассуждений. Чибо пришлось ждать, подавляя нетерпение. Приковав ученого к опиуму, архиепископ подчинил его своей воле. Это позволило иудею возможность совершать поразительные полеты воображения, но в то же время отвлекало его.
— Ну? — наконец не выдержал Чибо.
Авраам продолжил так, словно не делал никакой паузы:
— И в то же время на ране в месте отрубания видны признаки заживления. По правде говоря, кисть выглядит совершенно зажившей. Что невозможно.
— Не исключено, что нам придется менять свои взгляды на то, что возможно и что невозможно, Авраам. Потому что эту руку отрубили две с половиной недели тому назад, одновременно с головой. Если бы тут находилась и голова, возможно, она объяснила бы нам происходящее. Увы, придется удовлетвориться тем, что у нас имеется.
Речь Чибо начала замедляться. Он не мог оторвать пристального взгляда от руки. Свет факелов за стенами стеклянной комнаты проходил через многоцветные осколки, отбрасывая на руку постоянно меняющиеся узоры и рисунки, и ей не надо было двигаться для того, чтобы приковать его внимание. Казалось, она втягивает в себя свет и тепло. Приложив неимоверное усилие, Чибо смог хрипло проговорить:
— Убери ее. Спрячь ее обратно в мешок.
Двигаясь очень медленно, Авраам сделал, что ему велели, — и, казалось, из помещения исчезла какая-то тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145