К счастью, не многие из этих людей были ранены ружейными пулями. Убитые выстрелами падали мгновенно, и тела их были уже выброшены в море. Все мои пациенты были жертвами порезов, страшно зияющих у некоторых, и тяжелых переломов у других. Двое умерли, пока я перевязывал их. Это была полная страданий работа, и я надеюсь, что меня никогда больше не позовут к таким людям – в качестве врача или кого-нибудь другого.
Честные люди, как я называл матросов парохода, страдали теперь гораздо меньше. Они очень благодарили меня за оказанную им помощь. Что касается американца, то он откровенно рассказал мне историю этого страшного побоища.
– Мы стояли за то, чтобы ехать в Рио-де-Жанейро, а мистер Росс был против этого, – говорил он. – Ждали вспомогательного судна и на нем были, как я думаю, люди, согрешившие против закона. Еврей обращался с нами, как с самыми грязными, низкими людьми, и часто поговаривал о плотах. Знаете ли, для чего эти плоты, доктор? Живых людей бросают через борт на такой вот плот величиной с большой широкий стол и желают им счастливого пути. Колин Росс заболел лихорадкой и теперь лежит внизу и бредит. Мы получили оружие после того, как подмаслили подштурмана и пообещали ему место Росса. Рано или поздно, но это должно было случиться. Мы убивали их, как овец, а теперь мы собираемся высадиться на берег и сорить там нашими деньгами... Я говорю, разумеется только о тех, что остались в живых, хоть их в общем-то очень мало, – вы знаете сами, доктор.
Он говорил правду, в этом не было сомнения. Я стоял на палубе поистине зачумленного корабля. Он был полон предсмертных воплей и рыданий. Наступила ночь и густой белый туман покрыл океан. Яхта больше не была видна. Из всех проведенных мною часов среди этого великого испытания это был самый ужасный и грозный по своему значению.
Яхта не могла найти меня среди тумана, и мне грозила опасность остаться пленником этих отчаянных людей и их заложником на случай ожидающего их возмездия...
XXVIII
На капитанском мостике.
Доктор Фабос посещает Колина Росса
Я подвергался серьезной опасности, но было бы неблагоразумно выказывать это. Весьма возможно, что люди эти не догадывались о том, что все преимущества на их стороне, и могли только случайно понять это. На судне не было теперь ни дисциплины, ни начальника – никого, кто мог бы сдерживать их. Страдания раненых мешали им думать о том, что делать. Я видел, что все смотрели на меня как на доброго ангела, платя мне полным доверием и повинуясь мне так же беспрекословно, как они повиновались своему капитану. Они не забыли даже и того, что я уехал с яхты без обеда, и предложили мне закусить и выпить.
– У старого Валентина хороший вкус на этот счет и у него здесь много всяких запасов, – сказал мне простодушный американец. – Скажите только, чего вы хотите, пробки, как ракеты, полетят вверх... Скажите, доктор, чего вы желаете, и пусть только найдется лежебока, который откажется принести вам требуемое, я шкуру сдеру с него! Богу одному известно, что сталось бы с моими товарищами, не согласись вы приехать к нам...
Он говорил искренне то, что думал. Но, несмотря на желание мое принять его чистосердечное предложение, я удержался из страха возможных последствий. Да и кто осмелится пить, находясь среди такого экипажа, или только напомнить этим людям о желании получить напитки? Могу представить себе, какая попойка последовала бы за этим! Человеку трезвому она показалась бы каким-то невероятным, ужасным сном, и даже По не в силах был бы описать ее.
Больше всего беспокоился я о том, чтобы отвлечь мысли их от собственного моего положения и заставить смотреть на меня, как на своего, а не на чужого им человека. Что касается таинственного исчезновения моей маленькой Анны, то благодаря их извинениям по этому поводу и очевидной искренности их слов, я не знал, что и думать о причине, следствием которой являлось это исчезновение.
Одно время я начал уже сомневаться, что она действительно пребывает на борту этого судна, хотя мне казалось, что я видел ее, а затем я почти верил тому, что негодяи эти убили ее и она находится в числе жертв этой ночи. Иногда это приводило меня в отчаяние, которое я забывал, когда новая забота отвлекала меня от моих мыслей. Люди эти клялись мне, что Анна была жива.
Почему же я должен был сомневаться в искренности того, что, казалось мне, подтверждалось всеми моими наблюдениями?
Вот так обстояло дело, когда ночная тьма и густой туман окружили «бриллиантовый корабль». Окиада, мой слуга, исчез непонятным для меня образом, и я не слышал ни слова о нем после того, как мы взошли с ним на борт. Яхта исчезла теперь совсем из виду, и даже самые зоркие глаза и самый тонкий слух не могли бы определить, где она находится. Тут, к удовольствию моему, ко мне обратился один из матросов с просьбой посетить Колина Росса, капитана судна и представителя Валентина Аймроза.
Я нашел его серьезно раненным. Пуля прострелила ему левое легкое и засела там таким гнусным образом, что вопрос о жизни являлся вопросом нескольких часов. В выражении лица его ничего не было неприятного и ничего отталкивающего в его обращении.
Я откровенно сказал ему, когда он спросил меня об этом, что он не будет жить. Он отвечал мне на это с улыбкой, которая, казалось, готова была перейти в рыдание:
– Милостивый Боже! Как мало думает человек о том, что его ожидает, когда начинает идти по кривому пути. Два года назад я был капитаном судна, грузившегося углем. Я жил честно, у меня была родина. Когда мистер Аймроз нашел меня, я не был повинен ни в одном худом деле, которое могло пасть на голову моей дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73