Я соскочил с лошади и очутился лицом к лицу не с Губертом Фордибрасом, а с его дочерью Анной.
На ней, как и подобает молодой девушке, было белое платье, сшитое, очевидно, в Париже. Я заметил, что на ней не было никаких драгоценностей и что она держала себя так просто и естественно, как только можно было этого желать. Она сказала мне с некоторым смущением, что отца ее вызвали по делу на соседний остров Св. Михаила, и он вернется только через три дня.
– Не правда ли, как ужасно, – сказала она, – что вам придется проводить время со мной?
Я ответил, что могу вернуться обратно на яхту, если только мое посещение затрудняет ее, что я приехал посетить ее отца и могу свободно располагать своим временем. На все это она ответила своими обычными выразительными жестами, которые так привлекали меня к ней: она еле заметно пожала плечами и мило надула губки.
– Что ж, если вы так желаете вернуться обратно, доктор Фабос...
– Не говорите так... Я думаю только о вашем спокойствии.
– Вы желаете, следовательно, остаться?
– Говоря откровенно, желаю.
– Тогда войдите... пожалейте нашего бедного повара, который еще час тому назад ждал вашего приезда.
– Правда? Так вы не...
– Что? Заставить голодать человека, который нарочно приехал из Европы, чтобы посетить нас!..
– Надо признаться откровенно, у меня волчий аппетит. Можете передать генералу, что я был очень послушен.
– Вы сами это скажете ему. О, не думайте, что вы так скоро уедете отсюда! Никто не уезжает скоро с виллы Сент-Джордж. Здесь гостят недели и месяцы. Это, знаете ли, верно, как небо... Мы приготовили для вас комнату «Синей Бороды», названную так потому, что в ней есть потайная дверь, впрочем, вы сами сейчас сможете осмотреть ее. Пусть генерал Вашингтон сию минуту проводит вас туда.
– А мой слуга? Надеюсь, он не доставит вам хлопот. Он японец и питается рисовыми пудингами. Но если он мешает вам, не стесняйтесь и скажите.
– Чем же он может мне мешать? Тем более, что отец мой ждал его.
– Он говорил вам об этом?
– Да, и того ирландского джентльмена... как его имя? Того, который ухаживал за мисс Астон в Диеппе. Она теперь наверху и читает о королях Ирландии. Джентльмен указал ей эту книгу. Как вы этого не знали, доктор Фабос! Разумеется, он ухаживал за ней.
– На ирландский манер, вероятно... Завтра он, быть может, высадится на берег... боюсь только, что надежды будут обмануты. Все ухаживания его заключаются в цитатах из его рассказов в «Pretty Bits». Я так часто слышал их. Во всем мире найдется женщин двести, и все они были единственными женщинами, кого он любил. Не верьте Тимофею и попросите мисс Астон вспомнить, что он происходит из рыцарского, но увлекающегося рода.
– Как смею я нарушить ее мечты о счастье! Она уже снабдила полной обстановкой гостиную... в своем, понимаете, воображении.
– Заставьте ее в таком случае вообразить, что Тимофей опрокинул лампу и весь дом сгорел.
Мы посмеялись от души над этой глупостью и затем я последовал за огромным мулатом, которого она называла генералом Вашингтоном, и тот провел меня в приготовленное для меня помещение. Дом, насколько я мог заметить, походил на бунгало значительных размеров; с задней своей стороны он расширялся, превращаясь в солидное здание с верхним этажом, где было много комнат. Моя собственная комната была обставлена с превосходным вкусом и без всякой вычурности. Рядом со спальней помещалась ванная, устроенная на американский манер, и не одна ванная, но еще и небольшая прелестная гостиная. Особенно понравились мне изящные рисунки на стенах, старомодные английские занавески из ситца и целый ряд книг в гостиной и спальне. Приятное впечатление произвели на меня также электрические лампы, очень красиво поставленные у кровати на столах в стиле Людовика XV, тогда как огонь в камине напоминал мне английский дом и царящий там комфорт.
Поспешно переоделся я в своей прекрасной комнате и, как только услышал мелодичный звук колокольчика, возвещавшего о том, что ужин готов, вернулся вниз, где меня ждала Анна. По своему современному устройству столовая виллы Сент-Джордж совсем не походила на верхние комнаты. Всюду были развешаны хорошо известные всем картины, и даже металлическая посуда на буфете была из старого Шеффильда. Стулья были здесь американские, мало, впрочем, гармонировавшие с украшениями из красного испанского дерева и толстым персидским ковром на полу. Но такие пустяки не лишали столовую комфорта и уюта, которые придавали этой комнате такой характер, как будто бы она служила любимым местопребыванием семьи. Стоило представить себе, что прямая, как палка, мисс Астон – хозяйка этого дома, а Анна Фордибрас – дочь ее, то иллюзия становилась полной. Тем не менее я никак не мог отделаться от той мысли, что в эту самую минуту в нем укрываются, быть может, величайшие негодяи, когда-либо известные в Европе, с которыми мне придется разговаривать завтра. С этой мыслью сел я за стол, она же мучила меня все время, пока я разговаривал о Нью-Йорке, Париже и Вене «с ученой женщиной», называемой просто-напросто компаньонкой, а глаза Анны Фордибрас были обращены на меня и детский голосок ее шептал мне на ухо всякие нелепости. Дом величайших преступников с его хозяином во главе! Тогда я так думал, а теперь я знаю это.
Разговор наш за столом вертелся около самых пустых вещей, и только одно присутствие Анны напоминало мне о нашем дружеском, но неоконченном разговоре в Диеппе. Надо сознаться, что только такой мечтатель, как я, мог вспомнить о нем... о недосказанной мольбе, о пощаде с ее стороны и о сомнении с моей. Кто мог бы думать об этом, глядя на маленькую кокетку, которая так непринужденно болтала о театрах в Париже, о магазинах в Вене, о знаменитом Шерри в Нью-Йорке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73