Сначала невозможно было предвидеть, за кем останется победа. Искусство обоих было почти одинаково. Д'Обиньи превосходил Рауля силой своих мускулов, но кавалер сохранял хладнокровие, которого недоставало его противнику. По мере того, как шпаги сверкали в воздухе, отражая синеватыми молниями перемежающийся свет факела, командор приближался к месту битвы, как бы увлекаемый непреодолимым очарованием.Дуэль продолжалась. Вдруг шпага виконта, столкнувшись со шпагой Рауля, переломилась в десяти дюймах от эфеса. Д'Обиньи отпрыгнул назад.– Не бойтесь! – сказал ему кавалер презрительным тоном. – Я охотно убиваю людей, но не умерщвляю их!..В то же время он прижал клинок своей шпаги к своему колену и разломал ее.– Что начала шпага, – вскричал он тогда, – может окончить кинжал!..И он пошел прямо на д'Обиньи. Борьба возобновилась еще ужаснее, чем прежде. Руки обоих противников переплетались, задыхающиеся груди касались одна другой. Это продолжалось с минуту. Потом послышался громкий крик, за которым последовал глухой стук. Виконт с проколотой грудью повалился на грязную мостовую. Факел выпал из рук Жака. В эту минуту полночь пробила на пале-рояльских часах. Командор глубоко вздохнул.– Ах! – прошептал он едва внятным голосом, – как этот переулок похож на Страда-Сиретта!.. Боже мой, сжалься надо мною!..Произнося эти странные слова, он тоже упал на землю, как будто бы был поражен невидимой рукой. Он был без чувств.Между тем виконт еще дышал. Он приподнялся с земли и, захлебываясь в потоках крови, которая вырывалась у него из горла, сказал Раулю:– Кажется, я умру; если же выздоровею, мы опять примемся за то же.– Когда вы захотите, или, лучше сказать, когда вы будете в состоянии, – отвечал кавалер.Виконт упал опять и не подавал более знака жизни. Рауль вложил в ножны разломанную шпагу, поднял свое платье и сказал Жаку:– Пойдем. Нам больше нечего здесь делать.Но едва он произнес эти слова, как чья-то рука дотронулась до его плеча и чей-то голос сказал ему:– Вы мой пленник!.. Не угодно ли вам отдать мне вашу шпагу?..Рауль обернулся с удивлением, которое легко понять. Его держал за руку полицейский комиссар; двенадцать человек дозорных преграждали ему путь.– Откуда вы явились, господин комиссар? – спросил кавалер. – Я не видал и не слыхал, как вы подошли…– Я думаю, – отвечал полицейский с улыбкой, – вы были слишком заняты, чтобы обратить на меня внимание…– Ну! Если уж вы здесь, – продолжал Рауль, – то пусть ваше присутствие послужит к чему-нибудь полезному: прикажите вашим людям поднять несчастного, который валяется на мостовой, и отнести его в такое место, где ему окажут помощь…Кавалер указал на д'Обиньи, кровь которого образовывала уже небольшой ручеек посреди переулка. Комиссар сделал знак, и двое дозорных тотчас подняли виконта. Полицейский подошел и взглянул ему в лицо.– А! – вскричал он, – это д'Обиньи, королевский офицер… Дело плохо! Очень плохо!– Теперь, когда вы исполнили долг человеколюбия, – продолжал Рауль, – ничто не мешает вам идти в вашу сторону, а мне в мою… Господин комиссар, желаю вам спокойной ночи…И кавалер хотел удалиться.– Позвольте, что вы хотите делать? – спросил полицейский.– Вы видите, я ухожу.– Вы шутите?– Я не шучу никогда.– Но, милостивый государь, я имел честь сказать вам, что вы мой пленник!– Я слышал.– Ну?– А я имею честь доложить вам, что вы ошиблись, сказав мне это.– Милостивый государь, ваша насмешка кажется мне совершенно неприличной…– Милостивый государь, ваша настойчивость кажется мне вовсе неуместной!..– Вы пойдете со мной, и сию же минуту! – вскричал полицейский, начиная сердиться.– Не думаю.– Не думаете?..– Да, – отвечал Рауль, спокойствие которого не изменялось.– Вы хотите принудить меня употребить силу?..– Я просто докажу вам, что я вовсе не ваш пленник, как вы думаете…– А! Вот как!.. Мне очень любопытно было бы узнать…– Так знайте же…И Рауль вынул из кармана известный нам бумажник, а оттуда – лист пергамента, уже игравший роль в нашем рассказе, и подал его полицейскому. Лист этот, как читатели, вероятно, помнят, начинался следующими словами:«Божьей милостью, мы, Филипп Орлеанский, регент Франции, приказываем и повелеваем всем тем, кто увидит сию бумагу…»и проч. и проч.А кончался:«Запрещаем, кроме того, по какой бы то ни было причине, беспокоить вышеназванного кавалера де ла Транблэ, мешать его действиям и противиться его воле.Что бы он ни делал, он делал это по нашему приказанию и для пользы нашей».Как только полицейский прочитал поданный ему лист, обращение его сделалось смиренно и почтительно; он низко поклонился Раулю и спросил, что он ему прикажет.– Что я вам прикажу? – повторил кавалер, спрятав пергамент в карман. – А вот что: переулок, в котором мы находимся, имеет два выхода, один справа, другой слева. Я иду направо, а вы поверните налево. Спокойной ночи, господа!Полицейский снова поклонился, кликнул дозорных и удалился с ними в указанном направлении.– Пойдем, – сказал Рауль Жаку, как только шаги дозорных затихли вдали.Идя по переулку, Рауль наткнулся на тело дона Реймона.– Еще труп, – прошептал он, наклонившись рассмотреть лицо мнимого мертвеца.– Что это значит? – спросил сам себя молодой человек, узнав командора. – Дон Реймон, я в этом уверен, не дрался на дуэли ни с кем… Сердце его еще бьется… дыхание свободно… он как будто спит… странно! Решительно ничего не понимаю… Но, как бы то ни было, нельзя же оставить испанского гранда провести ночь на улице.После этого краткого монолога, Рауль обратился к Жаку и сказал:– Покарауль тело этого дворянина, а я пойду отыскать портшез, в котором мы унесем его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134