И придвинулся поближе к полуоткрытому окну.Вульфила что-то прокричал, нечто вроде ругательства, и все вокруг умолкли. Главарь варваров продолжил:—Я вам говорил, идиоты, чтобы вы заткнули свои пасти! Нам незачем привлекать к себе внимание. Чем меньше людей нас заметит, тем лучше для нас—Да ну тебя, Вульфила! — возразил кто-то из воинов. — Кого ты боишься? Даже если нас и услышат, что может случиться? Я ничего не боюсь! А как вы, ребята?— Заткнись! — резко приказал Вульфила. — И вы все тоже, хватит на сегодня! Выставьте часовых в две линии, на расстоянии в сто шагов друг от друга. Если хоть кто-то оставит пост, по любой причине, он будет немедленно казнен.Остальные — сейчас же спать. Завтра мы выйдем еще до рассвета. Следующий привал будет у подножия Апеннин.Варвары повиновались и, выставив караульных, расстелили на земле одеяла и устроились на ночлег. Амброзин вышел за дверь и сел на скамью, тут же поймав на себе взгляд ближайшего часового.Наставник не знал этого воина и не желал знакомиться с ним; он просто стал смотреть на небо, на созвездия: Кассиопея уже склонилась к самому горизонту, а Орион сиял высоко над головой, почти в центре небосвода. Амброзин поискал взглядом Полярную звезду. Вон он, маленький ковш… Это заставило его вспомнить о детстве, когда его учитель, друид весьма почтенного возраста, учил маленького Амброзина определять по звездам свое местонахождение и находить дорогу в темноте, хоть на суше, хоть среди морских волн. Он мог предсказать затмение луны и любые изменения погоды на земле, основываясь на вечном движении звезд.Амброзин снова подумал о Ромуле, и его сердце преисполнилось жалости. Да, он убедил мальчика поесть, а заодно всыпал в его воду немного порошка, чтобы заставить мальчика заснуть. Но как убедить Ромула вернуться к жизни? И если даже удастся это сделать, какое будущее сможет он предложить своему воспитаннику? Сколько дней, месяцев и лет придется им провести в тюрьме, ожидающей их впереди? Вечное заточение? Сколько шагов придется сделать, чтобы измерить отведенное им пространство? Как долго смогут они выносить своих ненавистных тюремщиков?..Строки стихов, читанных давным-давно, далеко отсюда, всплыли в памяти Амброзина: Veniet adulescens a mari infero cum spathapax et prosperital cum illoaquila et draco iterum volabuntBritanniae in terra lata И тут некий знак из далекого прошлого всплыл перед ним, достиг его сознания в момент неизбывной печали. Что это был за знак? Кто послал его?Амброзин снова медленно и мягко произнес те же строки, на манер медленного напева. И чуть погодя его сердце словно наполнилось светом, стало легким, как птица, готовая к полету. Он вернулся в старую лачугу, бывшую когда-то придорожным постом с приютом для проезжающих, всегда полным народа. Теперь здесь было холодно пусто. Взяв из очага уголек, Амброзин снова зажег фонарь и оправился во вторую комнату, чтобы лечь рядом с Ромулом. Подняв фонарь, старый наставник всмотрелся в лицо мальчика. Ромул спал, его дыхание было глубоким и ровным Цветущая юность, золотистая кожа… Да, это было прекрасное дитя: тонкие, горделивые черты его лица напоминали лицо Флавии… Флавия Серена. Амброзин вспомнил ее тело, распростертое на холодном мраморе, под сводами императорской базилики. И от всего сердца поклялся, что он создаст достойное будущее для этого мальчика. Любой ценой, пусть даже ценой собственной жизни. Он будет только счастлив отдать жизнь ради любви к женщине, которую много лет назад впервые увидел у постели умирающего сына, холодной зимней ночью, в лесной глуши в Апеннинах… Амброзин осторожно коснулся щеки мальчика, убавил огонь в фонаре и с долгим вздохом опустился на постель. Его сердце вдруг охватила непонятная и неведомая ему прежде безмятежность, словно он превратился в лесное озеро в безветренную ночь…Аврелий перевернулся с боку на бок на соломенном тюфяке, все еще охваченный дремотой; он не мог сказать, то ли он действительно услышал что-то, то ли звук ему просто приснился. Ну, наверное, он все-таки спал; его глаза были закрыты, когда он беззвучно прошептал: «Юба…» Ржание повторилось, на этот раз громче, к нему добавился плеск воды, по которой топали копыта. Аврелий закричал: «Юба!» — и голос коня, раздавшийся в ответ, был самым настоящим, и в нем звучала искренняя радость воссоединения с другом, которого конь считал навсегда потерянным.— Юба, мальчик мой, мой хороший мальчик, иди сюда, иди ко мне, приятель! — позвал Аврелий.Его серый конь, покрытый грязью и казавшийся призрачным в утреннем тумане, шагал к нему через водоем, по колено в воде.Аврелий поднялся и обнял Юбу, переполненный чувствами.— Как ты меня нашел? Как тебе это удалось? Дай взглянуть на тебя… Грязный какой, и весь в струпьях! Должно быть, ты ужасно голоден, бедняжка, уж так голоден… погоди-ка, я сейчас…Он пошел к нише, которую Ливия использовала в качестве кладовой, и вернулся с корзиной, полной пшеницы. Юба пылко сунулся мордой в зерно. Аврелий схватил какую-то тряпку, намочил ее в водоеме и начал чистить шкуру коня. Он трудился, пока шерсть Юбы не заблестела.— У меня нет сейчас скребницы, друг мой, но я ее найду. И все же это уже лучше, чем ничего, правда? Ты согласен?Закончив мыть коня, Аврелий отступил на шаг и внимательно оглядел Юбу. Конь был великолепен: длинные ноги, стройные бабки, мускулистая грудь, гордо сидящая голова, трепещущие ноздри, изогнутая шея, украшенная изумительной синевато-черной гривой… Аврелий вычистил также седло и подтянул стремена. Когда он увидел, что Юба съел все зерно и напился, он аккуратно оседлал и взнуздал коня, будучи уверен, что конь — это некий знак, присланный ему неведомым предком из другого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150