Отчаянный крик другого странника, которого обыскивали в нескольких шагах от него, все объяснил. Усатый стражник торжествующе вытащил из кармана странника маленький узелочек с солью. Несчастного тут же заковали в цепи и поволокли куда-то. Только теперь Василий понял, от какой беды спасли его добытчики соли…

ЗЕМЛЯК НА ЧУЖБИНЕ
Чуть ли не каждый город в Италии был тогда отдельным государством со своими законами. И не раз задерживали Василия, требовали документы, обыскивали и, бывало, отнимали даже последние жалкие гроши, собранные на папертях и базарах. Но пешеходец упрямо шел дальше, опираясь на посох.
Казалось бы, много пройдено верст, много чудес увидено. Но великое любопытство тянет его все дальше, и жадно смотрят вокруг его глаза.
Постукивая посохом по каменным плитам, обходит Василий улицы Неаполя, заглядывает во все церкви и гостиницы. Потом на ослике с длинными ушами поднимается он к вершине Везувия и, присев на теплый от подземного жара камень, записывает в тетрадь:
«Есть тамо огнедышащие продушины, от них же непрестанно курится дым. Часто же исходит огнь велик и пламень страшен. Когда ветер бывает, наносит на град тлетворный пепел и многий вред творит обитателям. Однако в мою бытность злоключения такого не случилось».
Во Флоренции Григорович-Барский задержался на два дня, осматривая кунсткамеру в одном из дворцов, где в просторных залах были собраны всякие примечательные вещи: «различные удивительные статуи и портреты славных на свете художников, ими самими писанные с помощью зеркала, а также разных воинских орудий от древности соблюдаемых; там же в шкафах за стеклами из воску выделанная история человеческого тела, по рождении возрастающего и по смерти сотлевающего постепенно, представлена весьма искусно».
Побывал Василий и в Риме и даже удостоился редкой удачи — позавтракать у самого папы, «наместника божия» на земле. По традиции на завтрак в папский дворец приглашали двенадцать паломников, по числу евангельских апостолов. И любознательный русский пешеходец сумел попасть в группу счастливцев, выдавая себя за правоверного католика. Правда, сам папа к столу не показался, но зато Василий тщательно осмотрел его мраморный дворец, получив на память большую медную медаль. То есть автопортреты.
Осмотрев все римские памятники, Василий снова зашагал по дороге. А она вела его не прямо, а путаным, причудливым путем. Услыхав, что какой-нибудь город чем-либо славен, пешеходец изменял свой путь и направлялся туда. Так, заслышав о ярмарке, забрел он в город Ровиго и целый день толкался в шумной, веселой толпе. Познакомившись на рынке с рыбаками, Василий упросил их захватить его с собой в Венецию.
Сотни кораблей стояли в гавани Венеции, и сам город тоже напоминал флотилию, готовую вот-вот сняться с якорей и уплыть в далекие страны. Каменные дома и бесчисленные мосты отражались в воде.
В этом удивительном городе не слышно было скрипа повозок и цоканья коней о камни мостовой. Черными тенями проплывали гондолы, и только плеск весла изредка нарушал тишину на водяных улицах — каналах.
Осматривая дворцы и музеи, бродя по городским базарам, Григорович-Барский размышлял о том, что ему делать дальше. Прошло уже больше года, как ушел он из Киева. Многое повидал за это время, обошел всю Италию — не пора ли возвращаться домой?
Часто захаживал Василий в гавань, смотрел, как, распустив черные паруса, уходят в заморские страны купеческие корабли — в Грецию, в Испанию, в жаркую Африку. Запах смолы и рыбы, тонкий аромат пряностей, привезенных из чудесных краев, кружил ему голову. И он все откладывал свое возвращение домой.
А тут подошла зима и замела сугробами горные дороги. Поневоле приходилось ждать весны. Нелегко это оказалось в чужом городе, среди незнакомых людей. Василий скитался по гостиницам, частенько ночевал из милости в сырых каморках, кормясь тем, что добрые люди подадут. Вечерами, запалив огарок свечи, долго сидел он над книгами, изучая греческий язык.
Приход весны по старой традиции отмечала Венеция веселым карнавалом. На целых шесть недель город преображался. Отовсюду: с балконов и мостов, нависших над каналами, из окон домов, с проплывающих гондол — раздавались песни. На площадях и базарах не протолкаться было в толпе веселящихся людей. Заговоришь на улице с паломником в черном клобуке, а он вдруг отвечает женским голосом, и на лице у него маска в виде козлиной морды. Вечером в темное небо с треском взвивались ракеты и шутихи, рассыпались над головой на тысячи разноцветных огоньков, отражаясь в черной воде каналов.
Бродил Василий среди карнавальной толпы и удивлялся. Вот ведут по улице вола, привязав ве ревку к его рогам, а кругом с лаем скачут ошалевшие псы, сбивая с ног прохожих.
На площади святого Марка, где на столбе укреплен крылатый лев — древний герб свободного города, — выстроены театры и балаганы из досок, размалеванные под мрамор. Тут показывают такое, что толпа только охает.
В одном из театров соревнуются два силача: черноусый француз, маленький и толстый, как бочка, и огромного роста итальянец с багровой, бычьей шеей. На шею ему положили бревно, к бревну привязали две пушки, и он их держал, наливаясь кровью от натуги. А француз в ответ, по-кошачьи шевеля усами, взял в зубы коромысло с двумя ведрами воды и прошелся козырем перед толпою, подбадривающей его улюлюканьем и свистом.
Итальянец тоже не остался в долгу. Схватив зубами за дужку огромный ушат с пивом, он поднял его и снова поставил на ковер, не расплескав ни капли.
Толпа ревела. И Василий в азарте бросал вверх шляпу и кричал вместе со всеми:
1 2 3 4 5 6 7