За последнее время ваши действия стали чрезвычайно подозрительными. Во-первых, мне представляется весьма непонятным ваше поведение в момент нападения на госпожу маркизу де Помпадур, жертвой которого она, по счастью, не стала. Как получилось, что нападавшие сумели усыпить с помощью снотворного всю прислугу, но не позаботились о том, чтобы усыпить и вас, и как они могли открыть калитку в стене парка, которая всегда запирается на ночь?На прямой вопрос госпожа Ван-Штейнберг ответила гробовым молчанием.Лейтенант полиции, подождав, но не получив ответа, продолжал:— Вот первая тайна, которую мы должны раскрыть. Но есть еще и другие, не менее важные, и выяснение их особенно неотложно. И я приказываю вам отвечать правду с полной искренностью. Скажите, каков характер ваших отношений с шевалье де Люрбеком? Далее, — с какой целью вы принимали участие в похищении молоденькой актрисы, которая выступает под именем мадемуазель де Фикефлёр?Люрбек, который не пропустил ни слова из того, что там говорилось, до крови прикусил губу. Допрос шпионки был, несомненно, началом его собственного судебного процесса. Ему страшно хотелось убежать. Но еще более непреодолимое желание узнать, какой оборот примет разговор, приковало его к месту. Его рука медленно полезла во внутренний карман камзола и вынула пистолет…Что касается шпионки, сидевшей, — нет, скорее, — съежившейся на стуле перед Д'Аржансоном, то она молчала, и, казалось, ничто не может вывести ее из странного состояния отупения.— Я приказываю вам, — грозно и настойчиво говорил Д'Аржансон, — рассказать мне без утайки всю правду, или я буду вынужден прибегнуть к допросу с пристрастием.Допрос с пристрастием — это наводящее ужас слово не потеряло своего рокового значения со времен средневековья. Допрос с пристрастием — это допрос с применением орудий пытки; это равнодушные палачи, не обращающие ни малейшего внимания на стоны и крики своих жертв, это — козлы для четвертования, ножи, режущие тело на части, чудовищное колесо, которое проезжает, ломая кости, по спине, вода и огонь, жуткие писари, ожидающие вырванного муками признания, перемешанного с хрипением и криками от боли…Шпионка, как при свете молнии, мысленно увидела зловещую картину… Даже месть шевалье, даже смерть были и то менее страшны, чем этот ад! Лучше было признаться во всем, чем подвергнуться пыткам!— А если я скажу все, что знаю, могу я надеяться на ваше милосердие? — спросила она сдавленным, дрожащим голосом.— Я обещаю похлопотать о вас перед его величеством, — сухо ответил лейтенант полиции, уже предвидя скорую победу.Фанфан-Тюльпан с трепетом наклонился, чтобы лучше расслышать слова придворной дамы, — он надеялся, что она скажет, как найти похитителей Перетты…Тут Ван-Штейнберг, решившись начать признание, объявила:— Хорошо. Я все скажу. Так вот…Но она не успела продолжить… Страшный шум разразился в кордегардии; стекло со звоном вдребезги разлетелось, и Фанфан и Д'Аржансон увидели, что шпионка упала со стула, пораженная в грудь пулей; стреляли из пистолета через окно.Это был шевалье де Люрбек, который, рискуя быть пойманным, со свойственной ему невероятной дерзостью, заставил замолчать свою сообщницу навсегда.Дежурные, обалдев от неожиданности, кинулись в комнату, где шел допрос, Фанфан выпрыгнул в разбитое окно, пытаясь хоть разглядеть того, кто стрелял. Но густая ночная тьма, только кое-где прорезанная светом фонарей, сделала преследование бандита невозможным.Господин Д'Аржансон наклонился над камеристкой. Она лежала плашмя на полу лицом вниз. Он повернул ее на спину и расстегнул ей корсаж. Волна черной крови хлынула на дорогие кружева, стекленеющие глаза свидетельствовали, что она умирает. Еще несколько секунд она хрипела, пытаясь произнести какое-то имя, но не успела. Лейтенант пытался понять, что она хотела сказать. Но было поздно. Маркиз Д'Аржансон снял треуголку и сказал:— Мертва! Господа, правосудие уже бессильно.Люрбек не терял времени. Совершив последнее преступление, он быстро побежал к слуге, который ждал его с лошадью во дворе у открытой ограды. Он мгновенно вскочил в седло, вонзил шпоры в бока лошади, которая взвилась на дыбы и пустилась в галоп, и, не обращая никакого внимания на то, что во тьме не было видно дороги, стремительно помчался в направлении Сен-Сира.Бравый Вояка, который держал за узду наготове лошадей, свою и Фанфана, заметил верхового, который промчался мимо него бешеным галопом. Он не придал этому никакого значения, только проворчал:— Сумасшедший! Летит так, что свернет себе шею! Ведь в двух шагах не видно ни зги!Фанфан и дежурные кордегардии пробежали через двор, но там уже никого не было… Выстрел разбудил дежурных в вестибюле, и во дворце началась суета и стук сапог. Господин Д'Аржансон, которому совсем не хотелось поднимать шум вокруг происшедшего, велел завернуть во что-нибудь тело убитой и приказал:— Имейте в виду: случайный выстрел из ружья одного из часовых разбил стекло кордегардии и пуля попала в эту даму.Но, несмотря на невнятное объяснение, слухи уже разошлись по двору. Разговоры пошли даже о том, что было совершено покушение на жизнь короля…Фанфан, опередив дежурных, подбежал к старому ветерану и сказал:— Госпожу Ван-Штейнберг убили в тот момент, когда она уже собралась сказать все генеральному лейтенанту полиции.— Ах, черт! — выругался Бравый Вояка.— Ты ничего подозрительного здесь не видел?— Я видел, как какой-то верховой сломя голову промчался мимо. Но он теперь уже далеко, и нет никакой надежды догнать его в таких потемках.— Проклятье! — вскричал Фанфан, сжимая плечо старого солдата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103