Однако на крик маркиза появилось много людей, готовых вступиться за злосчастного кучера, так как он вызывал у них симпатию, а офицер, собирающийся неведомо за что размозжить парню череп, — вражду.Но маркиз кричал:— Никому не двигаться! Этот человек — дезертир! Он был приговорен к смерти! И я обязан установить его личность!Тут в толпе снова поднялся шум, но на этот раз — уже враждебный бедному Фанфану. Произошла внезапная перемена отношения, свойственная зевакам и вообще толпе, не знающей, в чем суть конфликта, кто прав, кто виноват. Теперь многие уже были готовы стать на сторону офицера против несчастного кучера.Тогда Перетта, сразу же узнавшая своего преследователя и почувствовавшая смертельную опасность, нависшую над головой Фанфана, отчаянно вскрикнула и упала без сознания на руки старого ветерана. Он сразу же унес ее в дом, ворча и волнуясь.Что касается госпожи Фавар, то она пришла в ужасный гнев. Сначала она хотела броситься к Д'Орильи, но потом передумала и пошла в дом вслед за старым солдатом,Все это, как ни быстро происходили события, не укрылось от глаз маркиза. На его лице играла удовлетворенная улыбка; увидев во дворе большой сарай, где хранились садовые инструменты, он заставил Фанфана под дулом пистолета пойти к сараю и войти внутрь, так что кавалер Франции, при всей своей отваге и самообладании, не мог оказать ему ни малейшего сопротивления.Сарай оказался очень хорошей временной тюрьмой. У него был один выход, у которого легко было поставить стражу и стрелять, если пленник сделает попытку бежать. Бедный юноша снова почувствовал, что им овладевает отчаяние. Он понимал, что теперь наверняка погиб. На этот раз пули, которыми его расстреляют, не будут так милосердны к нему, как в Венсене, и он, уже прощаясь с жизнью, со сжавшимся сердцем, перехваченным горлом и холодным потом на висках, сжав кулаки, чтобы сдержать рыдания, ждал решения безжалостного врага, понимая, что Перетта все это увидит. Но он не подозревал, что Д'Орильи может начать чудовищный торг. Маркиз, вернувшись в гостиницу, после минутного колебания направился в комнату госпожи Фавар, которая приводила в сознание бездыханную Перетту. Бедная девушка неподвижно лежала на кушетке, не подавая признаков жизни. Бравый Вояка растирал ей руки.Наконец она открыла глаза, но в ее взгляде сразу же появилось выражение ужаса: на пороге комнаты она увидела своего воздыхателя, который стоял неподвижно с суровым лицом. Госпожа Фавар встала и резко сказала:— Сударь, по какому праву вы арестовали моего кучера?— Потому, что ваш кучер, мадам, не кто иной, как Фанфан-Тюльпан! — ответил ей лейтенант.— Вы ошибаетесь, сударь, Фанфан-Тюльпан — увы! — расстрелян; он покоится в настоящее время на глубине в шесть футов под землей. Да хранит Бог его душу!— В таком случае, мадам, мне непонятна причина обморока мадемуазель Фикефлёр.Это был удар прямо в цель. Госпожа Фавар закусила губу, а Перетта, которая уже почти совсем пришла в себя, шатаясь, пошла навстречу офицеру, который, отдав ей поклон, произнес:— Может быть, мадемуазель, есть средство все это уладить?— Говорите, сударь!— Будьте менее жестоки ко мне, — пояснил маркиз, — и жизнь Фанфана-Тюльпана будет спасена.— Негодяй! — проронила госпожа Фавар, подхватывая Перетту, которая была на грани второго обморока.— Подлец! — прорычал Бравый Вояка, готовый броситься на молодого дворянина.Последний, почувствовав, что дело идет не так, как ему хотелось, положил руку на рукоять шпаги. Актриса, усадив Перетту в кресло, подбежала к ветерану, чтобы удержать его от необдуманных действий: они могли еще более усложнить и так напряженную ситуацию. Но в этот момент во дворе раздался громкий звон бубенцов, послышались конское ржание и топот копыт; к ним присоединился радостный хор голосов.— Да здравствует маршал Саксонский! Да здравствует наш сеньор!— Мы спасены! — произнесла негромко госпожа Фавар. Огромное бремя свалилось с ее души.И вот уже тяжелые шаги Мориса Саксонского послышались на пороге, и победитель битвы при Ипре вошел в дверь.Д'Орильи, захваченный врасплох и оказавшийся в неловком положении, быстро изменил свою вызывающую позицию, ища глазами какой-нибудь темный уголок, где можно было бы скрыться. Но в зале гостиницы было так светло, что маршал первым заметил именно его. На лбу воина сразу появилась гневная складка.— Ах, вот как! Сударь, — воскликнул маршал, — вы здесь? Можно сказать, что я постоянно встречаю вас на своем пути!Вспомнив неприятнейшую сцену, которая ранее произошла в гримерной госпожи Фавар в Шуази, лейтенант залепетал:— Господин маршал, я только что арестовал моего бывшего солдата, которого выдавали за умершего!— Кто этот человек? — грозно спросил Морис Саксонский. — Я хочу его видеть! Но, между прочим, сударь, даже подобный случай не может служить основанием, чтобы объяснить ваше дерзкое появление в комнатах этих дам!Маркиз, не ответив на это замечание, подошел к окну, позвал своего денщика и приказал ему привести арестованного. Слуга открыл дверь сарая, все время держа Фанфана под дулом пистолета, и привел его в гостиницу.Маршал Саксонский, оставив Д'Орильи, стал выражать свое почтение и радость по поводу встречи госпоже Фавар и юной Фикефлёр. Когда вошел арестованный, изо всех сил стараясь не стучать зубами, военачальник обернулся. Мы помним, что он не знал о расстреле Фанфана. Поэтому, узнав солдата, им самим пожалованного званием первого кавалера Франции, он широко улыбнулся и радостно вскричал:— Честное слово, это Фанфан-Тюльпан!— Простите меня, господин маршал, — ответил тот, — но вы ошиблись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103