Он привык к тяжелым полевым работам. Сначала Фанфан был подручным, потом — батраком и вырос в отличного работника, которого не пугало никакое, даже самое трудное дело. Он ложился поздно, вставал рано и всегда был весел, все вокруг были его друзьями, и никто никогда его не попрекнул темным происхождением. И надо же было, чтобы именно отец той, кого он любил, бросил ему в лицо этот несправедливый упрек, грубо и жестоко оскорбив его, и тем навсегда погубил сладостную надежду на то, что он когда-нибудь женится на своей дорогой Перетте!Сердце Фанфана было разбито, и он, закрыв лицо руками, рыдал, как ребенок, пока не почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо и чей-то голос, грубоватый и добрый одновременно, произнес:— Черт побери! Ну, ну, паренек, перестань! Разве мужчина может вот так реветь, как маленький? Это годится для мальчишек, которых бранят за то, что они воровали яблоки! У тебя беда. Я знаю, в чем дело. Но ничего, держись! Я помогу тебе пережить горе, не будь мое имя Полидор по крещению, фамилия Кошерель по отцу и прозвище Бравый Вояка — по войне.Фанфан вскочил и почтительно встал на вытяжку перед человеком, который так неожиданно оторвал его от горестных мыслей и теперь смотрел на него таким отечески-теплым взглядом.Это был крупный и полный мужчина с орлиным носом и голубовато-серыми, как сталь, глазами. Его надвинутый на лоб белый парик, торчащие, как у кота, усы и выцветший, но чистый, с ярко начищенными пуговицами мундир придавали ему военный облик, резко выделяющийся в толпе. Он и был военным до мозга костей.В пятнадцать лет он был принят в армию как сын полка и побывал всюду, где пахло порохом, где было что выпить и где можно было прославиться.Бравый Вояка всю жизнь шел по земле, политой кровью и вздыбленной картечью. Раны прошлись по его коже как жестокие ласки, и на всем теле его хранились следы от поцелуев пушек. Каждая вмятина — память о походе, каждый шрам — о победе. К двадцати годам он получил чин сержанта, и, когда он уже вышел из возраста, в котором молодые солдаты стараются ускользнуть из армии, он остался в казарме и воевал по привычке. Его называли мастером клинка. Он был грозным фехтовальщиком, его приемы пользовались популярностью и были широко известны. Смотреть, как легко и красиво он побеждает в дуэли с самым опасным противником или учит фехтованию важных придворных, которые гордились тем, что прошли его школу, было поистине увлекательным зрелищем. В армии его знали все — драгуны Понт-Шарантена и Рояль де Полонь, кирасиры Аквитании, гренадеры — от самого незаметного рядового пехотинца до самого знаменитого капитана, — и все глубоко почитали его, называя «живой клинок». Война пощадила его жизнь, ревматизм отнял у него силы. Однажды он был вынужден, отрапортовав об отставке, навсегда покинуть казарму, унося с собой почетное оружие — две пожалованные ему за храбрость именные сабли. Он вернулся в родной Фикефлёр, где у него был клочок земли, и с тех пор жил там, возделывая сад. Единственной его радостью было теплыми летними вечерами учить молодых парней благородной игре — обращению со шпагой. Фанфан, который был в их числе, сразу же обратил на себя его внимание и внушил старику симпатию ловкостью, отвагой, — всей своей повадкой. Он быстро стал его любимым учеником и младшим другом. Поэтому Бравый Вояка, который видел издали грубую выходку папаши Магю, поспешил следом за бедным Фанфаном, хорошо понимая, насколько юноша в этот момент нуждался в утешении и поддержке.— Сто тысяч чертей! — повторял он в гневе, ласково глядя на бедного Фанфана, который изо всех сил старался совладать со своим горем. — Вот еще! Лить слезы из-за того, что эта старая церковная крыса не захотела отдать за тебя свою дочь! Да в твоем-то возрасте, при твоей внешности у тебя сотни возможностей — только выбирай! Одну потерял — десять найдешь! Я в любви всегда исходил из этого правила!— Учитель, — очень серьезно ответил Фанфан на его речь, — я люблю Перетту всей душой и твердо уверен, что на всю жизнь. Я бы, не раздумывая, бросился за нее в огонь!— В огонь? Ах ты, глупышка! Ты сказал — в огонь?— Да, учитель.На это старый солдат ответил, выпятив грудь и гордо подняв голову:— Я знаю только один огонь, в который стоит бросаться — это огонь битвы!Он продолжал:— Дружок, послушай: если ты несчастлив, оставь свою деревню, становись солдатом! Бейся, как лев, завоевывай славу! Запомни: слава — это прекрасная женщина, которая не отдается легко! Ее надо брать силой! Если ты сумеешь похитить ее, то сможешь обрести и всех остальных! И знай: когда ты вернешься на родину с шевроном на мундире, с саблей на боку, в треуголке, украшенной белой кокардой, не только Перетта откроет тебе объятья, но и этот старый скряга-пономарь, который только что издевался над тобой, будет гордиться, что приобрел такого зятя! Ты крепок, хорошо сложен, отважен. Ты умеешь ловко сидеть в седле и держать саблю в руке. Послушайся совета твоего старого учителя и старого друга! Иди в солдаты, сын мой! Вперед, Фанфан-Тюльпан, вперед! Не унывай!Пока Бравый Вояка произносил свою речь, выражение лица молодого человека неузнаваемо изменилось. Теперь глаза его блестели, в них сияла надежда. Казалось, он уже слышал грохот пушек и звонкий голос труб. Он как будто уже видел свое победное вступление в село Фикефлёр, видел, как он проезжает по главной улице на резвом коне, с саблей, свисающей с бедра, и весь в галунах. Перетта стоит на пороге. Она бросается к нему. Он спрыгивает с коня, подбегает к ней, и их соединяет долгий поцелуй, в то время как пономарь, дрожа от волнения, благословляет их, простирая над ними руки, а мамаша Магю приглашает влюбленных в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103