Порт-Луи располагался на ярко-зеленой покатой равнине. Его белые домики прятались в садах. И садов этих было так много, что весь город представлялся как бы одним огромным великолепным садом. К тому же начинался март — месяц, когда в субтропическом поясе Южного полушария природа одаряет людей всеми плодами, запахами и красками, которыми она богата. И чем ближе подходили фрегаты к берегу, тем прекраснее казался им Порт-Луи — настоящий земной рай, сказочный остров Тиниан, затерянный в синем море-океане…
Фрегаты встали на якорь у горы Кор де Гард. Капитан Сент-Илер съехал на берег, настоятельно попросив Беньовского подождать его возвращения на «Дофине». Заметно было, что Морису это не понравилось. Он хотел попасть к губернатору или раньше капитана Сент-Илера, или по крайней мере вместе с ним. Но им предстоял еще немалый совместный путь, и Беньовский не стал портить и без того натянутые отношения с заносчивым французским аристократом.
Сент-Илер вернулся на корабль к вечеру следующего дня. Он был несколько более приветлив, чем раньше, и собственноручно передал Беньовскому приглашение на аудиенцию к губернатору Дерошу.
4 марта Беньовский, одетый в свой парадный голубой мундир, покрытый серебряным шитьем, с орденской лентой Белого Орла через плечо, в треуголке с генеральским плюмажем, в белых перчатках и при шпаге, сел в шлюпку капитана Сент-Илера. Вместе с ним к губернатору направились Чулошников и Ваня. На Ване тоже был надет офицерский мундир, но без знаков отличия.
Выйдя из шлюпки на пристань, Ваня и учитель весело переглянулись: оба они вспомнили Макао и паланкин, присланный за ними португальским губернатором. На этот раз тоже был прислан за ними паланкин, только принес его носильщик более громоздкий и могучий, чем китайцы-кули. Когда Ваня и Беньовский сошли на берег, в нескольких шагах от них опустилась серая громада. Она покорно стояла на коленях, подставив широченную спину, увенчанную паланкином. По маленькой лесенке Беньовский, Чулошников и Ваня залезли в легкую беседку. И лишь после этого слон поднялся с колен и, плавно покачиваясь, пошел к дому губернатора.
Ване хорошо было видно, как внизу по улицам медленно и важно шествовали седобородые индусы в белоснежных чалмах, как быстро пробегали негры-носильщики с тюками на плечах. Видно было толпящихся у портового кабачка матросов-европейцев, малайцев, разносящих фрукты, остроглазых надсмотрщиков-малагасов с бамбуковыми палками в руках и плетками за набедренной повязкой.
Сначала Ваня и его спутники проехали по Таможенному кварталу, где разгружались боты и шлюпки. Среди тысяч тюков и ящиков метались невольники — негры и малагасы, под неусыпным взглядом надсмотрщиков. У многих невольников спины были покрыты синяками, коростами и шрамами, у многих кровоточили незажившие раны. Слон шел через Таможенный квартал не более четверти часа, но за это время Ваня и его спутники поняли, что Порт-Луи не Тиниан и что сказочным островом он может казаться только издали, когда видны цветущие деревья, но не заметны палки надсмотрщиков.
У самого выезда из Таможенного квартала Ваня заметил, как за одним из штабелей желтокожий невольник-малагас, присев на корточки, жадно ел сухие финики, с испуганной настороженностью оглядываясь вокруг. Вдруг перед ним, словно из-под земли, вырос надсмотрщик, такой же, как и он, невольник, только с бамбуковой палкой и плетью в руках. Малагас встал, сцепив пальцы на затылке, уткнулся лицом в мешок и покорно застыл, подставляя спину надсмотрщику. Тот лениво и как бы нехотя ударил несчастного раз, затем второй, затем третий. Ваня заметил, как с каждым ударом все больше и больше искажалось лицо надсмотрщика. Он бил невольника сильнее и сильнее, тяжело сопя и выкрикивая какие-то гортанные слова. После десятка ударов кожа на спине у малагаса лопнула, кровь текла по ногам несчастного, он трясся всем телом, кричал и царапал мешки пальцами, но не смел отойти хотя бы на шаг в сторону.
В глазах у Вани потемнело. Он кинулся вниз и через мгновение оказался рядом с надсмотрщиком. Как и всякий жестокий человек, надсмотрщик оказался трусом. Ваня вырвал у него палку из рук, хотел сломать ее, но гибкий бамбук не ломался. Плохо соображая, что он делает, Ваня ударил надсмотрщика палкой. Ударил изо всех сил, наотмашь, под ребра. Надсмотрщик упал, жалобно воя. Он был перепуган и ничего не мог понять: юный белый господин в мундире офицера стал бить его за то, за что он обычно получал монету или безделушку. Но еще больше, чем надсмотрщик, испугался невольник, за которого Ваня заступился; его лицо стало серым, глаза округлились. Он-то знал, что добрый белый господин уедет дальше, а надсмотрщик останется и уже отомстит ему за все: и за удар палкой, и за унижение, которое ему пришлось пережить на глазах у невольника.
Ваню выручил Морис. Он подошел к мальчику, взял его за плечо и тихо проговорил:
— Успокойся, сынок, успокойся.
Затем подошел к лежащему на земле надсмотрщику и легонько тронул его носком сверкающего ботфорта. В тишине стало слышно, как тяжело дышит Ваня и тихонько звенит серебряная шпора на ботфорте Беньовского. Надсмотрщик приподнялся, встал на колени и согнул спину, так же покорно подставив ее Беньовскому, как только что подставлял спину ему самому голодный невольник-малагас.
Беньовский раздельно произнес по-французски:
— Посмотри мне в глаза.
Надсмотрщик взглянул как побитая собака.
— Запомни, — продолжил Беньовский, — если ты тронешь Этого раба хоть одним пальцем, я куплю тебя у твоего господина и забью палками. — После этого он повернулся к истекавшему кровью невольнику и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147