В этом китайском порту в большой цене оказались незнакомые дотоле китайцам ружья и пистолеты тульской работы, пушечные чугунные ядра уральского литья, шпаги и сабли, сделанные из добротной русской стали. Выгодно продали здесь и прихваченные с собою из магазеев медные котлы, разную медную же посуду, серу и селитру, лишние корабельные канаты и паруса и множество инструментов: топоров, пил, молотов и гвоздей, «коих по ведомости взято было до шести тысяч фунтов». В свою очередь, русские закупали у китайских и европейских негоциантов лекарства и продукты, а также ткани и готовую одежду, ибо собственная их одежда за время путешествия поизносилась да и для местного климата была совсем уж неподходящей. Несмотря на большие расходы, путешественники внакладе не остались. В железный корабельный сундук, стоящий в каюте Хрущова и Беньовского, потихоньку стекалось серебро и золото разноязыких тасонских купчишек, торговавших в оживленной и богатой гавани.
Вечерами, когда торг заканчивался, Беньовский, открыв сундук, показывал Ване диковинные золотые монеты, иногда рассказывал и о стране, в которой монета была чеканена, о городах и странах, через которые она прошла…
— Вот, Ваня, самое главное зло мира, — говорил учитель, показывая мальчику деньги. — В нем, по неразумению человеческому, собраны воедино блага и горести рода людского. — И показывал Ване один желтенький кружочек за другим: — Смотри, Иване, вот это монеты португальские. Их Здесь более всего, потому что португальцы давно уже появились в этом районе и ведут здесь более прибыльную торговлю, чем другие европейцы. Вот эта самая большая — добраон, в два раза менее ее — добрас. Затем следует португальская же — моэда, после нее четверть добраона — иоаннеза и уж совсем небольшая золотая монетка — пистоль. Немало здесь и испанских монет. Вот эта — чуть больше пистоля — испанский эскудор, а вот эта, почти равный добрасу, — испанский дублон. Самая большая золотая монета из всех, которые я когда-либо видел, — сказал Беньовский, — вот эта — японская кетти. — И учитель показал Ване тяжелый золотой слиток, не умещающийся на ладони. — Она равна ста пятидесяти русским червонцам! И здесь-то в богатом торговом порту едва ли есть у кого еще две-три таких монеты. — Морис спрятал квадратную тяжелую кетти в сундук и продолжал: — Вот эта желтая толстуха называется доппия. Ее чеканили в итальянском государстве Савойе, а ее тезка из Генуи, носящая то же имя, в десять раз худее своей савойской сестры и, следовательно, в десять раз дешевле. А вот еще генуэзские монеты: старшая генуэзка — дженовина и младшие — карлин и цехин. Рядом с ними тоже итальянки: тосканская руспона, сицилийская онца и венецианские цехины и дукаты. Как видишь, итальянцев и итальянок здесь тоже немало, хотя торговые корабли их королевств и республик все реже и реже появляются в Тасоне. Это остатки былой славы великих торговых республик Генуи, Венеции, Флоренции, когда их золото было сильнее мечей крестоносцев и сарацинских сабель.
А вот русские червонцы и империалы. Вот этот, с портретом Петра Первого, чуть побольше, следовательно, и цена ему подороже, а вот этот, с портретом дочери Петра — Елизаветы, поменьше, соответственно и цена ему пониже. Империалов у нас только два — русская монета здесь редкий гость, зато японских итцибу, кабанг и тигоджинов, персидских бовелло и рупий, турецких зинджерлей и фондуков, аравийских томондов, индийских пагод, пару и могуров, египетских султанинов и бедедликов весьма много. Теперь погляди на этот отряд, в нем собраны монеты европейские, из стран, кои к России поближе. — И Беньовский показывал Ване саксонский августодор, австрийские дукаты и соверендоры, английские фунты и гинеи, голландские рюйсдеры. — Все это стеклось в наш сундук, — говорил учитель, — пройдя через сотни, а может быть, и тысячи рук. Прежде чем оказаться здесь, эти деньги были причиной и соучастниками сотен преступлений. Люди платили этими деньгами за все: за вино и за слова утешения, за хлеб и за грехи, за лекарство и за музыку. Здесь есть монеты, которыми легковерные покупали себе у монахов места в царствии небесном, есть монеты, которыми подкупалась тюремная стража, есть монеты, которыми расплачивались с наемными убийцами и неправедными судьями. Все пороки человеческие и все страсти мира стеклись сюда, на дно Этого сундука. Помнишь, Ваня, еще в Большерецке во время одного из наших уроков я рассказывал тебе о дочери Зевса — Пандоре. Боги послали ее на землю, вложив в ее руки сосуд, наполненный бедствиями. Сосуд Пандоры ничто по сравнению с этим сундуком. Трижды несчастен тот, кто поклоняется этому злу и видит в служении золотому божку смысл и цель своей жизни!
Я помню, как однажды, еще в бытность мою семинаристом, мне пришлось прочитать одно из посланий Иоанна Златоуста. Оно сразу же запало мне в душу, и слова его я помню до сих пор: «Идолам приносят в жертву волов и овец, а сребролюбие говорит: принеси мне в жертву твою душу. И сребролюбцы исполняют и это!» Я с упоением читал тогда труды апостолов и богословов и находил в них много поучительного, справедливого и прекрасного. Со страниц церковных книг раздавались проклятия жестокости и алчности, праздности и лицемерию, лживости и хитрости. Не было такого порока, который не облачали бы отцы церкви. Не было такой добродетели, которую они не восхваляли бы. Они восхваляли бедность, почитая ее основой всех добродетелей. Они обличали богатство, считая его первопричиной почти всех грехов.
Но когда я закрыл книгу и оглянулся вокруг себя, то увидел, что заповеди отцов церкви давно преданы и проданы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147