Хозяин дома даже не вышел встречать Ваню — он давно уже сильно болел и редко когда поднимался с постели. Встретила Ваню крещеная камчадалка Аксинья, которая вела хозяйство овдовевшего и бездетного попа Василия.
Дом Ложкова был небольшим, всего в три тесных комнатки. Уже в сенях терпко и густо пахло травами: отец Василий собирал их, сушил, варил из них темные густые настои и затем потчевал больных, веря в чудодейственную силу своих лекарств, к немалой досаде ссыльного лекаря шведа Мейдера, единственного служителя Эскулапа во всей округе.
Кое-кому лечение у попа помогало. Не помогало только самому отцу Василию: месяц от месяца чувствовал он себя все хуже. Когда Ваня, стараясь не шуметь, переступил порог дома, отец Василий лежал на кровати в первой горнице — самой большой во всей избе, на высоких подушках и, слабо улыбаясь, глядел на гостя. Ваня еще на крыльце снял шапку и, войдя в дом, истово перекрестился, а затем низко, в пояс, поклонился хозяину и почтительно, как наказывал отец, поздоровался с ним.
— Здравствуй, Ванюша, здравствуй, — слабым голосом произнес больной и добавил: — Ну, сымай зипун да садись к столу. Устал небось с дороги?
— Ничего, батюшка, — ответил Ваня, — не больно устал, молодой еще.
— Ну и слава богу. Поснедай да спать ложись. Темно уже, — проговорил больной и замолчал. Видно, тяжело ему было говорить.
Ваня быстро поел, попил чаю и, забравшись на горячую печку, мгновенно заснул.
Утром, надев новую чистую рубаху и тщательно расчесав белесые волосы костяным гребнем, он отправился в дом коменданта Нилова. В шапке у Вани лежали десять рублей денег и письмо отца, а в руках нес он гостинцы — сверток со свежесолеными оленьими языками да связку беличьих шкурок.
Коменданта Ваня дома не застал. Оказалось, что он уже с неделю как в отъезде. Но, к великой его радости, Гришутка был дома. Ваня передал письмо и подарок кухарке коменданта, я мальчики, выбежав на улицу, наперегонки помчались к реке. На реке, как и год назад, стоял корабль. Только на этот раз было видно, что корабль изрядно потрепан бурей, оснастка его во многих местах была порвана, и на палубе не заметно было ни офицеров, ни матросов. Не заметил Ваня на корабле и пушек и потому спросил у своего приятеля:
— Никак, этот корабль не военный?
— Холодиловский это корабль, — ответил Гриша. — Купецкий. Плыл он на Алеуты за зверем, да ветром его к нам занесло незадолго до твоего приезда. Сильная буря была. Промышленники до сей поры никак не хотят на нем в море идти. Опасаются, что потонет он. Больно худой после бури стал. Вишь, какой трепаный. И чинить его промышленники отказываются. Недавно, сам слышал, говорили промежду собой: починим-де его, а потом как в море не идти? Затем и не чинят.
Ваня, слушая Гришу, между тем думал: «Дозволили бы мне корабль сладить, небось не испугался бы в море на нем пойти. Вон он какой большой, чего с ним сделается?»
Пока мальчики смотрели на корабль, к ним незаметно подошел незнакомый человек и осторожно тронул Гришу за плечо.
Гриша от неожиданности вздрогнул. Незнакомец заливисто расхохотался:
— Вижу, ты, брат, храбрый!
Незнакомец был худощав, невысок ростом, широк в плечах. Ване запомнилось, как он быстро и цепко посмотрел ему прямо в глаза. Взгляд у незнакомца был внимательный и немного настороженный, как будто он ждал чего-то.
— А это что, товарищ твой? — спросил незнакомец и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А вот товарищ-то, пожалуй, похрабрее будет.
Ваня немного смутился, но только что услышанная похвала, веселый нрав этого человека и то, что разговаривал он с мальчиками хотя и шутливо, но дружественно, не как другие, и то, что он чуть-чуть неправильно, чуть-чуть не по-русски произносил слова, сразу же расположило Ваню к нему.
Потрепав Гришу по плечу еще раз, он быстро отошел. Посмотрев ему вслед, Ваня заметил, что он сильно хромает.
— Кто это? — спросил Ваня.
— Наш учитель, — ответил Гриша.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой упоминается о прирученных львах, о солнечных затмениях, о путешествии лорда Ансона на остров Тиниан и в заключение рассказывается о компании, собиравшейся в доме учителя
То, что Ваня узнал об этом человеке уже в самый первый день своего пребывания в Большерецке, заинтересовало его больше, чем сказки, которые в детстве рассказывала мать.
Беньовский, оказывается, и на самом деле попал в Большерецк не так, как другие каторжники. Гриша, повторяя Ване то, что он уже слышал от отца, клялся, что учитель пострадал за дружбу с цесаревичем Павлом Петровичем — наследником российского престола. И за верную службу своему другу был сослан завистливыми и злыми царедворцами на Камчатку. Морис Августович, говорил Гриша, должен был передать секретное письмо цесаревича невесте, с которой Павла хотели разлучить. В Большерецке говорили, что невеста была дочерью австрийского императора. Письмо цесаревич запечатал в синий бархатный конверт и вручил его своему другу-венгерцу. Но Бейскопу — так называли Мориса жители Большерецка — не удалось выполнить просьбу Павла Петровича: его арестовали и выслали на Камчатку. Письмо цесаревича Морис успел уничтожить, а конверт сохранил и даже показывал его Гришиному отцу. Гриша рассказал и о том, как де Бенёв — Мориса называли и так — при переходе из Охотска в Большерецк спас во время бури корабль, и о том, как уважают его все, кто живет в остроге: и ссыльные, и казаки, и солдаты, и даже сам комендант — его отец.
А на следующий день учитель начал занятия со своими питомцами, и Ваня сразу же понял, что перед ним действительно человек необыкновенный и что, конечно же, такой человек не может быть преступником, Беньовский ошеломил мальчиков широтой своих познаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147