Она задыхалась от правды, которой он еще не знал.
– Раз так, поезжайте! Идите навстречу погибели, безумный глупец!
Доминик ничего не сказал в ответ. Он остановился у выхода и с минуту смотрел на Бен-Уайвис, возвышающийся далеко над горизонтом, а затем повернулся и, подмигнув ей напоследок, легко зашагал по склону в своем развевающемся килте, как настоящий шотландец. «У него длинные сильные ноги, маленькие ягодицы, как две булочки – да будет ему известно! – и поджарый живот. На такой фигуре и килт будет сидеть по всем правилам!»
Да, в нем все было правильно... Но жребий велел им разлучиться. Видно, ей на роду было написано вечно следовать чувству долга. Она любила этого мужчину таким, каким он был, но никогда не забывала, кто он. Поэтому она не могла позволить ему уехать в необжитые места, где он бы только загубил себя. Если он расстанется со своими привычками, в нем будет накапливаться недовольство, и в конце концов этот человек возненавидит ее.
Доминик приехал в Инвернесс ночью. Чтобы не платить пошлину, он перешел Несс вброд и через спящий город прокрался в гостиницу. Незаметно вскарабкавшись на карниз, он проник в свою комнату и убедился, что его чемодан из Лондона уже доставлен. Что ж, отлично!
На завтрак Доминик заказал яичницу и силой заставил себя поесть. Несмотря на недавнюю браваду, он был далеко не уверен, что его не схватят и не бросят в темный погреб, где ему предстоит встреча с Флетчером. Обвинение, выдвинутое в Ноттингеме, могло всплыть снова; теперь к нему прибавится еще одно в связи со смертью солдата. Вероятно, кто-то уже обнаружил Флетчера, лежащего без сознания рядом с трупом Смита, и доложил властям – а какое заключение сделают стражи закона, можно не сомневаться!
Расклад получался не в его пользу: два обвинения в убийстве, последнее с настоящими свидетелями, плюс неважнецкая репутация. В Лондоне его знают как распутника, не так давно видели пьяного и полуголого, осквернившего храм по легкомыслию. Если дело дойдет до суда, Флетчер, несомненно, все обернет в свою пользу, представив доказательства неуемности и неуравновешенности характера обвиняемого. Потом – приговор и ожидание казни. О помиловании нечего и мечтать – кто захочет заступиться за грешника, погубившего свою невинную жену, а впоследствии заколовшего ножом ополченца? Убийство солдата, исполнявшего свои служебные обязанности, не будет иметь никаких оправданий, поэтому на снисхождение рассчитывать нечего.
В комнату постучали, и Доминик отпер дверь.
Алан Фрезер, войдя, стянул с головы синюю шляпу.
– Парень передал мне ваше послание. Вам повезло, что мы с ним не разминулись по дороге: мне в любом случае нужно было попасть в Инвернесс.
– Виски с вами, я надеюсь? Может, присядете? – Доминик показал на стул. – Вы завтракали?
– Завтракал, и я не останусь. – Алан полез во внутренний карман пиджака и достал бутылку. – Это вам. Отменная штука!
– О да! – Доминик улыбнулся: – И спасибо за вещи. – Он подал Алану узел с пожитками, ставшими ненужными после пробега по вереску. – Поблагодарите от меня вашу матушку за килт и плед. Правда, я боюсь, одежда вашего отца немного потеряла в качестве...
– Не страшно. Нет ничего, что нельзя было бы починить. – Алан похлопал Доминика по спине и засмеялся. – Ну что ж, переделаем вас обратно в... англичанина, хотя приятно было сознавать, что вы на некоторое время все же приобщились к нам.
Кэтриона помчалась в замок, оплот ее предков. Главная башня Дуначена выдержала не одну осаду и в 1463 году помогла Ду Макноррину выстоять в противоборстве с Фрезерами. Теперь никто из Макнорринов, кроме одного младенца, больше не имел права оставаться здесь. Как только все люди будут изгнаны, замок превратят в охотничий домик. Законный наследник, ее маленький кузен Томас, может быть, даже не станет здесь жить. Он будет воспитываться матерью и дедом как англичанин, и его шотландское поместье окажется невостребованным. Со временем в опустевших долинах не услышишь ничего, кроме свиста ветра, и не встретишь никого, кроме осторожно крадущихся красных оленей да белых овец, которые займут место жителей.
И все же она не могла забыть безумного англичанина, облегчившего ее неотступное горе. Безусловно, он не должен отправляться в изгнание вместе с ней: ему следует вернуться в Англию, в то общество, к которому он принадлежит.
Но не окажется ли он прежде в тюрьме? Не посадит ли его Флетчер тайно в какую-нибудь темницу? О Боже! «Я боюсь когда-нибудь снова оказаться запертым в подвале. Вы можете подумать, что это в некотором роде страх темноты...»
В Дуначен привезли Дейрдру Фрезер и еще нескольких женщин – побитых и с переломами. У Дейрдры началась лихорадка, и она впала в забытье. Трое ее детей терпеливо ждали, когда она придет в себя, они сидели возле старой Изабель Макноррин, слушая ее рассказы и песни. Кэтриона отдала столовую для завтраков под детскую комнату, большой холл превратила в лазарет. Она сама ухаживала за Дейрдрой, боясь, что женщина не успеет поправиться. Предписание о выселении могло прийти в любой день. Жители других деревень тоже приняли часть беженцев из Ачнадочейда и продолжали заниматься своими делами, пока их самих не потревожили. Казалось, все шло своим чередом, но внутри каждого гнездился страх.
Страх. Он стал ее постоянным спутником. Она боялась Флетчера. Доминик сказал перед уходом: «Я могу задержать его в Инвернессе и оттянуть время для Макнорринов. К сожалению, сейчас это все, что можно сделать».
А она думала, он не герой! Храни его, Пресвятая Дева! Какую жертву приносит он сейчас ради чужих для него людей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111