И когда ей в самом деле показалось, что из сосков вот-вот закапает молоко, черный мир страсти пошатнулся. Сильные руки подхватили ее, так что правая грудь оказалась между их телами, и Абигейл очутилась на кровати, утопая головой в мягкой подушке, ощущая спиной колючий холодок покрывала.
— Нектар, Абигейл.
Теплые длинные пальцы нырнули в пещерку между ее бедер.
— Как я и обещал, ты им истекаешь. Интересно, во время своих фантазий ты ласкаешь себя… там?
Озноб прошел по телу Абигейл.
— Конечно, нет.
— Наш договор, леди.
Палец обвел каждую складку мягкой плоти между ее бедер, «презрев скромность, преодолевая сопротивление.
— Я хочу проникнуть в каждую твою эротическую мысль, знать каждое прикосновение.
Абигейл зажмурилась.
Он сказал — все.
И она согласилась. Но Роберт оказался слишком настойчивым, и она не понимала, нравится ли ей это. Так поступал человек ее мечты, только сейчас она столкнулась с реальностью.
Она действительно была влажной. Открытой его ласкам, и ничего не оставалось делать, кроме как наслаждаться. И копить драгоценные воспоминания.
— Нет, — подтвердила она. — Никогда.
— А человек твоей мечты?
— О да. Сколько раз!
— Он проникал в тебя двумя пальцами? Тремя?
Абигейл зажмурилась еще сильнее, отсекая черный силуэт, не имевший ничего общего с фантазией.
— Тремя. А ты мечтал окунуть пальцы в женское лоно?
— Сколько раз!
Его пальцы шевелились и шевелились у самых врат ее вожделения, собирая влагу, исторгая жар.
Она слышала собственные всхлипы, перекрывающие шум бури… или это, дыхание у нее такое неровное?
— А сколько пальцев ты кладешь в нее?
— Пять. Весь кулак. Как можно глубже.
Глаза Абигейл широко распахнулись при воспоминании о длине его пальцев, освещенных пламенем свечи. При воспоминании о величине его ладоней, зажатых между ее руками.
— Это… но это, конечно, невозможно!
— Наверное, особенно с девственницей. Наверное, после того, как женщина родит ребенка… или двоих… Ты слишком мала… внизу.
Абигейл невольно сжалась, ощущая, как усиливается давление.
— Лежи спокойно. Я добрался до твоей девственной перегородки, ты туга, как барабан. Кажется невероятным, что ты можешь принять… вберешь мой палец, Абигейл.
Абигейл вобрала всю обжигающую длину. И громко вскрикнула, добавив свой голос к вою дождя и ветра.
Какое бесцеремонное вторжение! Словно его тело стало частью ее.
В книгах и мечтах всего этого не было. И быть не могло.
Кровать заколыхалась. Абигейл невольно подняла ноги, чтобы удержаться на месте, втягивая палец еще глубже. Низ живота словно опалило огнем.
— Поговори со мной о своих ощущениях. Что ты чувствуешь, когда мужской палец тебя ласкает?
Абигейл откинула голову, сосредоточившись на эмоциях, терзавших ее тело, стараясь не видеть нависшего над ней темного силуэта.
— Жар. Твой палец словно обжигает меня. Словно открывает. И растягивает.
— Недостаточно растягивает. Именно это ты чувствуешь, когда человек твоей мечты проникает в тебя пальцами?
— Нет.
О нет.
Реальность происходящего не имела ничего общего с фантазией.
Жар и холод, жесткие складки сбившегося под ней покрывала, твердость костяшки, впившейся в нежные складки.
— Попробуй вобрать второй палец, Абигейл. Ощущение наполненности, не имеющее ничего общего с мечтами, вдруг превратилось в болезненное вторжение.
— Прекрати…
— Лежи спокойно, расслабься. Ты девушка, так что боль неизбежна. Она скоро пройдет… и превратится в наслаждение.
Абигейл вынудила себя подчиниться. Слишком она не уверена в себе, слишком беззащитна… и безжалостно растянута в самом потаенном местечке. Это не фантазия. И все же… все же… тело пульсировало и дрожало, готовое к новым ласкам. Значит, правду говорил Роберт, утверждая, что наслаждение может стать болью и наоборот…
— Думаю, что у мужчины моей мечты были руки поменьше, Роберт.
Легкий поцелуй взъерошил влажные волосы у развилки ее бедер.
— А мне кажется, что они точно такие. Как ты чувствуешь себя, приняв два моих пальца?
— Как покоренная крепость.
— Именно. А каково было в фантазиях?
— Я… хотела большего.
Его дыхание горячим ветром овеяло ее лоно.
— И ты получишь больше, Абигейл. Ее пронзило молнией предчувствия. Он ощущает ее запах, низко склонив голову, значит…
— Теперь я поцелую тебя… там, между ногами. И только потом пальцев станет три.
Она судорожно вцепилась в его волосы, как когда-то в гриву перепуганного пони, который понес ее, не разбирая дороги. Как страшно было мчаться, сама не зная куда, и к тому же задница то и дело ударялась о седло. Она до сих пор помнит синяки! Страшно и одновременно волнующе, когда окружающий мир слился в большое цветовое пятно, а ветер охлаждал щеки.
Теперь же мир представлял сплошную тьму, и она никогда раньше не испытывала такого трепетного предвкушения неизбежного.
Язык обвел складки, проник внутрь, давление нарастало, становилось непереносимым, и Абигейл поняла, что в ней уже три пальца, но почему-то это не имело значения. Язык бился в ней резкими, короткими движениями, так, что она задыхалась. А потом и это стало не важным: она наконец нашла ритм и покорилась этим безжалостным пальцам, проникшим невозможно глубоко.
Абигейл забилась в слепящем спазме мучительного желания. Воздух со свистом вырывался из легких, груди вздымались.
— А сейчас, Абигейл?
Снова знойное дыхание на распахнутых розовых створках, пульсирующих, мокрых, набухших. Пальцы внутри шевельнулись. Кровь отлила от щек Абигейл и прихлынула к тому месту, которое так искусно возбуждали его пальцы. Она еще больше нажала на них, открывая себя шире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32