Я каждый день выезжаю, как и обещал тебе.
– А вообще-то как идут дела?
– Ты же не захочешь стать фермером, верно ведь?
– Нет, спасибо. Я ухитрился унести отсюда ноги. Теперь меня и калачом не заманишь.
– Ты молодец, Гейб, что уехал. Все наши наконец поняли это. Дядя Бак – единственный, кто еще остается на взгорье, но я думаю, что и он подумывает о том, чтобы перебраться в город.
– У тебя нет тут случайно еще одной лошади?
– Нет, а почему ты спрашиваешь?
– Со мной Джесси. Собирались покататься.
– Ну, я думаю, Блейз возьмет вас обоих, если леди пожелает.
– Пойду, повидаю старого друга, потом узнаю, как настроена Джесси.
– Конечно. А я пока займусь этой кучей железного лома.
Гейб оставил кузена, вновь склонившегося над мотором. Верно сказала Джесси, здесь все веет грустью и запустением. Правда, крупный вороной конь, похоже, не унывал и радостным ржанием встретил Гейба. За десять лет родной город мог забыть своего блудного сына, но животное, росшее вместе с мальчиком, похоже, узнало его.
Джесси тем временем медленно осматривала окружающее, и ей казалось, что она впервые видит эти деревья и строения. Да, ферма пришла в упадок, запущена, но здесь был ее дом, и сердце защемило при мысли о том, что все это уже никому не нужно.
– Где Блейз? – спросила Джесси у подошедшего Гейба.
– В загоне, обижается, что его не берут на пикник, – улыбнулся Гейб. – Сегодня слишком жарко. Он не увез бы нас двоих да еще корзину с едой. Боюсь, придется отложить верховую прогулку.
– Вот и хорошо. Мне все равно пора возвращаться в город.
Через несколько минут они уже мчались обратно по той же дороге. Джесси была погружена в свои мысли, и Гейб не беспокоил ее.
– А не пообедать ли нам на берегу? – предложил он.
Джип переехал речку по мосту, с натужным гудением поднялся по склону, свернул с дороги и продрался сквозь заросли лавра к лужайке у воды, совершенно закрытой от посторонних взглядов.
– Похоже, ты нередко бывал здесь, – заметила Джесси и мысленно добавила: "Но без меня".
– Да, частенько проводил здесь время.
Гейб откинулся головой на спинку сиденья и закрыл глаза. Внезапно он увидел себя снова старшеклассником, рядом с ним сидит Лора. Он до боли жаждет обладать ею.
– С Лорой проводил время? – мягко прозвучал вопрос Джесси.
– Да, мы приезжали сюда и…
– …Занимались любовью?
– Не знаю, можно ли так назвать наши с ней дела. Лора мне говорила «да», а через минуту – «нет». Просто доводила до безумия.
– Ты хочешь сказать, что никогда не…
– Нет, никогда. Для парня атлетического типа я был удивительно наивным. Знаешь, что самое смешное? Я вспоминаю те дни и думаю, она позволила бы мне, но у меня не хватало опыта, чтобы взять ее – все ходил вокруг да около. Если бы не ты, не возможность поговорить с тобой, я, вероятно, стал бы употреблять наркотики или чего-нибудь натворил.
– Рада, что могла быть полезной, – сказала Джесси. – Жаль только, у меня не было никого, кто понял бы, через какие испытания прохожу я.
Гейб открыл глаза и повернулся к ней: он никогда не допускал мысли, что у Джесси могли быть проблемы.
– Джесси, мне очень жаль. Ты хотя бы подсказала мне.
– Что я могла тебе подсказать, Гейб? Что мое тело тоже развивалось? Что меня влекло к тебе, что мне хотелось касаться тебя и я жаждала твоих прикосновений?
– Я вызывал у тебя такие чувства?!
– Неужели это так трудно понять, Гейб? Ты слыл в школе первым красавцем и большим призом для той, кто победит. Ты был моим. Моим – еще до того, как стал принадлежать Лоре. Ее я ненавидела за то, что она старше, что она глупа, что захватила место, по праву принадлежавшее мне… Ты не ведал, какую преданную душу имел во мне.
На Джесси неожиданно нахлынуло волной отчаяние. Она распахнула дверцу джипа и бросилась по кустам к речке. Зачем было признаваться Гейбу, что ее влекло к нему как к мужчине? Зачем было выворачивать перед ним душу наизнанку, рассказывать о самом сокровенном? Однажды она уже обожглась, исповедуя его, но это ее ничему не научило…
– Прости меня, Джесси. – Гейб догнал и схватил ее за плечи, повернув к себе лицом. – Ты всегда ждала меня – единственная, с кем я мог поговорить, единственный настоящий друг, который у меня был. Прости меня за мой эгоизм.
– Незачем извиняться, Гейб. Для того и существуют друзья. Ты не виноват, что мне хотелось большего. Я никогда не смогла бы соперничать с городскими девушками, вечно бы оставалась гадким утенком.
Пальцы Гейба, лежавшие на плече Джесси, напряглись. Дыхание его участилось, голубые глаза обрели новую глубину.
– О, Джесси, разве ты не знаешь, как ты прекрасна?
Она не знала. Она не имела ни малейшего представления о том, как бесконечно желанна, когда стоит вот так на берегу в летний полдень, с бликами солнца в волосах, черных, словно бездонное озеро. Ее полные губы приоткрыты от бега, а карие глаза горят желанием.
– Ты никогда не была гадким утенком. Ты – Джесси, и я всегда знал, что ты моя.
– Но ты никогда не хотел меня, Гейб, – шепотом сказала она.
– Я был идиотом. Возможно, и остаюсь им.
– Нет, Гейб. Ты всегда знаешь, чего ты хочешь: Возьми эту нашу поездку. Ты привез меня сюда не для того, чтобы переговорить о золоте. Это можно было сделать и в городе. Зачем ты пришел в церковь?
– Я хотел быть с тобой и даже не знал, куда тебя повезу.
– Гейб, мы приняли слишком большую дозу воспоминаний, в нас бездна эмоций, не нашедших выхода. Весь этот груз мы тащим теперь с собой…
Что правда, то правда. Гейб попробовал исправить положение, поменяв тему разговора.
– Вполне возможно, – сказал он, – но точно знаю одно: я голоден. Мы меняем расписание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44