– Его светлость будет очень доволен вами, моя леди, за то, что вы дали ему такого прекрасного сына.
Я знала, что Лео доволен, но по его письмам этого нельзя было сказать. Он писал в одном и том же формальном, натянутом стиле – я оправдывала это тем, что ему противно отдавать письма офицеру для цензурной проверки. Я не переставала надеяться, что он пришлет мне другое письмо, в зеленом конверте, но, как говорил Альби, такие конверты было трудно достать. Может быть, они все были потеряны во время бегства.
В том, что это было бегством, можно было не сомневаться, хотя в газетах говорилось об «отступлении на заранее подготовленные позиции, для генерального сражения». Мы знали правду от Альби, который снова попал в лондонский госпиталь. Элен навещала его там. Как сказал ей Альби, он не был тяжело ранен, его привезли сюда только потому, что во Франции скопилось слишком много раненых. Элен сказала, что он был очень спокойным, и мало рассказывал о случившемся, но получил за заслуги Военный крест. Мы очень гордились им.
Затем, мы услышали новости и получше – нашелся Артур Смит. Красный Крест сообщил, что он попал в плен к немцам. Мы были так рады за его мать, а я срезала большой букет золотистых роз и отнесла ей. Обычно я никогда не срезала розы, потому что Лео, не любил их срезать, но я знала, что на этот раз он не возражал бы. Кроме того, ведь эту розу он посвятил мне.
Несколько веток я срезала и для себя, и поставила их в своей гостиной. Кормя Джеки, я смотрела на розы и вспоминала, как Лео впервые преподнес их мне, вспоминала выражение его глаз, когда он говорил мне, как назвал этот сорт. Слезы навертывались на мои глаза, когда я вспоминала, как отвергла его тогда, как не хотела его любви, но теперь я тянулась к ней. Мне хотелось показать ему Джеки, а затем обнять его и выразить свою любовь. «Будь хорошим мальчиком, когда папа вернется домой, потому что он тоже хочет любви», – шептала я малышу. Скоро ли Лео приедет в отпуск?
Однако первым приехал мистер Уоллис. Он прибыл во вторую неделю июня и выглядел очень подтянутым в своей форме. На ней были три нашивки, увенчанные короной – теперь он был старшим сержантом. Он полюбовался Джеки, а я сказала:
– Клара приготовит вашу комнату, мистер Уоллис. Вы можете оставаться у нас сколько угодно.
После обеда он увидел, что я пошла на прогулку с Неллой, и предложил понести Джеки. Пока мы гуляли по розовому парку, где были так прекрасны и цветы, и их запахи, я тосковала по Лео, который не мог наслаждаться всем этим. Мы сели на скамейку у фонтана. Глядя на розы, мистер Уоллис сказал:
– Мне трудно поверить, что идет война. Находясь здесь, можно подумать, что весь мир выглядит так, – он повернулся ко мне. – А как у вас дела?
Я рассказала ему, как много луговой земли пошло под вспашку, о проблемах с рабочей силой, о предполагаемом урожае.
– В это время года погода вызывает такие опасения.
– Вы повзрослели, моя леди, – улыбнулся он.
– Это все война.
– Да, со мной случилось то же самое, – усмехнулся он. – Я не думал, что повзрослею еще, но повзрослел.
– Было плохо, когда немцы перешли в наступление?
– Да, Эми, очень плохо – я думал, что с нами кончено, – он сочувственно добавил: – Я со скорбью узнал о гибели молодого его светлости.
– Да, – слезы выступили у меня на глазах, потому что мистер Уоллис все понимал.
Он остался у нас на весь отпуск.
– Мистер Уоллис стал не так разговорчив, как прежде, – сказала мне Клара. – Порой, сидя в кресле у камина, он выглядит так, будто находится за сотни миль отсюда. Но когда я рассказала об этом Джиму, тот сказал: «Побывавшие на войне все стали неразговорчивыми, Клара. И это понятно».
Я снова получила письмо от Лео. Оно было коротким, но от радости, что оно было написано ручкой, я едва обратила на это внимание. Я смотрела на это письмо и думала, сколько же Лео пришлось перенести за последние месяцы. Ничего удивительного, что он не мог заставить себя написать много – он и прежде не писал длинные письма. В конце концов, Лео никогда не был таким, как мистер Уоллис – он и прежде был неразговорчив.
Но я не буду обращать на это внимания, когда он вернется домой – я обниму и приласкаю его, потому что он любит меня. Медсестра была права – кроме слов, есть много других способов выразить свою любовь, хотя я расскажу ему о ней и словами тоже. Потому что на этот раз он меня услышит.
От Лео пришло еще одно письмо, тоже написанное чернилами, а новости о войне были уже не такими мрачными. Пока цвели розы, была и надежда. Однако я едва осмеливалась полагаться на нее, даже наедине с собой – на всякий случай.
Глава сорок девятая
Наступил июль. Погода была сухой и теплой, после чая, я обычно гуляла с детьми в розовом парке. Мы любовались пухлыми махровыми цветами розовой «Дороти Перкинс», а затем шли поглядеть на «Блэйри», любимую розу Лео. Ее последние цветы осыпались, покрывая землю под кустами ковром лепестков. С восторженным криком Флора набирала пригоршни бело-розовых лепестков и подбрасывала их в воздух, затем принималась бегать по заросшему травой склону, а Роза нетвердыми шажками увязывалась за ней.
В один из таких дней Флора убежала к скульптуре бронзового мальчика. Когда я догнала ее, она уставилась на толстого дельфина, опираясь на мраморный край бассейна фонтана. Я, протянула было руку, чтобы предостеречь ее, но теперь глубина воды в бассейне не превышала двух дюймов – мы отключили фонтан из-за войны. Я еще раньше объяснила это Флоре, но она не переставала надеяться, что наступит день, когда серебряный поток воды польется из дельфиньего рта. Вместе с вертевшейся у моих ног Розой я пошла к розам «Гарланд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131