На шейке поблескивает тонкая жемчужная нить. Девочка одета в черное бархатное платье.Камера отъехала. Мрачный мальчик приблизительно того же возраста взял мужчину за другую руку.Вид сзади: высокий худой мужчина и двое маленьких детей бредут по ухоженному газону на фоне тенистых деревьев. Снова деревья. Какие-то камни.Крупный план.Это не камни.Кладбище?И неожиданно экран заполнило лицо мужчины – Скипа Скофилда. Он был старше, более представителен и очень ухожен, как все Скофилды. Короткие волнистые волосы, черный костюм от дорогого портного, респектабельный темно-красный галстук и белоснежная сорочка. Глубокие борозды скорби рассекают красивое лицо.Джорджи недоверчиво покачала головой. Не может же он…– Я не хочу, папа! – вскрикнула девочка.– Знаю, милая.Скип подхватил дочь одной рукой, а другой обнял худенькие мальчишечьи плечи.«Это ситком! Ему полагается быть смешным!» – хотела за вопить Джорджи.Теперь все трое стояли у свежевырытой могилы. На заднем фоне маячили друзья и соседи, тоже в черном. Мальчик уткнулся лицом в пиджак отца.– Я уже скучаю по маме, – пробормотал он.– Я тоже, сынок. Она так и не узнала, как сильно я ее любил.– Нужно было сказать.– Я пытался. Но она мне не верила.Священник начал заупокойную службу. Голос показался Джорджи знакомым. Она прищурилась.Конец церемонии. Крупный план гроба. Пригоршня земли, разбившейся о полированную крышку. Три большие пушистые гортензии.Скип. Рядом с ним священник, который не имел права играть эту роль.– Мои соболезнования, сын, – произнес он, похлопав Скипа по спине.Крупный план: Скип и двое рыдающих детей. Одни у могилы. Скип падает на колени и прижимает ребятишек к себе. Глаза зажмурены от боли.– Слава Богу, – выдыхает он. – Слава Богу, что вы у меня есть.Мальчик внезапно отстраняется. Мстительная ухмылка. Злые глаза.– Только вот нас у тебя нет!Девочка подбоченивается:– Мы воображаемые, ты забыл?– Мы дети, которых ты мог бы иметь, если бы не был таким идиотом!Джорджи еще ничего не успела понять, но дети уже исчезли. Мужчина совсем один. Измученный. Отчаявшийся. Он вынимает из венка гортензию и подносит к губам:– Я люблю тебя. Всем сердцем. Это навсегда, Джорджи.Экран темнеет.Джорджи долго сидела, не в силах пошевелиться. Наконец опомнившись, она вскочила и вылетела в коридор. Ну и ну! Такого она не ожидала!Она скатилась вниз, помчалась по веранде, по дорожке, ведущей к гостевому дому. И сквозь стеклянные двери увидела Брэма. Он сидел за письменным столом, глядя в пустоту. Когда она ворвалась в комнату, он словно взметнулся из-за стола.– И это – любовное послание?! – завопила она.Брэм нерешительно кивнул. Лицо его было бледным как полотно.Она уперла руки в бока:– Ты меня прикончил?!Брэм с трудом сглотнул: очевидно, язык ему не повиновался.– Ты… же… не думала… что я прикончу себя?– И мой отец! Мой собственный отец хоронил меня!– Он хороший актер. И… и поразительно порядочный тесть.Джорджи скрипнула зубами.– Я заметила пару знакомых лиц в толпе! Чаз и Лора…– Обеим, похоже… – он снова сглотнул, – церемония понравилась.Джорджи воздела руки к небу:– Не могу поверить, что ты убил Скутер!– У меня не было времени поразмыслить над сценарием. Лучшего ничего не придумалось, тем более что пришлось снимать без тебя.– Еще бы!– Все было бы сделано вчера, но твоя фиктивная дочь с лицом ангелочка повела себя как примадонна. Хуже чирья на заднице. Не представляю, как мы будем с ней работать. В «Доме на дереве» она играет ребенка, над которым издевается садист-отец.– Великая маленькая актриса, значит, – протянула Джорджи, скрестив руки на груди. – Присмотрись, у меня слезы на глазах.– Если у нас когда-нибудь родится ребенок, который станет так себя вести…– Значит, во всем будет виноват отец?Брэм от удивления онемел, но Джорджи еще была не готова снять его с крючка, хотя в душе бурлили колючие пузырьки счастья.– Клянусь Богом, Брэм, это был самый глупый, пошлый, банальный кинематографический мусор…– Я подозревал, что тебе понравится.Судя по виду, он не знал, что делать со своими руками.– Тебе ведь понравилось? Это был единственный способ показать тебе, что я отчетливо сознаю, как обидел тебя в тот день, на пляже. Ты ведь поняла, правда?– Как ни странно, да.Его лицо исказилось.– Тебе придется помочь мне, Джорджи. До тебя я никого не любил.– Даже себя, – спокойно добавила она.– Что там было любить? Пока ты не полюбила меня в ответ. – Он сунул руку в карман. – Я не хочу снова ранить тебя. Никогда больше. Но я уже сделал это. Принес в жертву то, что ты больше всего хотела. – Он снова скривился. – Элен тебе никогда не сыграть. Контракт подписан. Знаю, эта роль значила для тебя все и из-за меня ты ее не получила, но больше я ничего не смог придумать. У меня не было другого способа доказать, что мне нужна только ты, а не твое участие в картине.– Мне все ясно.Джорджи вспомнила о ранах, которые наносили люди себе и друг другу во имя любви, и осознала, что настало время признаться в том, что сама поняла совсем недавно:– Я рада.– Да нет, какая тут радость? Я ничего не могу исправить, милая, как и загладить свою вину.– Нечего тут заглаживать.Она впервые сказала это вслух.– Я режиссер, Брэм. Режиссер-документалист. Именно это я и хочу делать в жизни.– О чем ты?! Ты актриса. Это твое призвание!– Мне нравилось играть Энни. Я обожала роль Скутер, потому что тогда нуждалась в похвалах и аплодисментах, но больше мне это ни к чему. Я стала взрослой и хочу рассказывать публике истории других людей.– Это все прекрасно, но… твоя проба? Изумительная игра?– Ни единого слова не вырвалось из сердца. Голая техника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121