Мало сказать приметила, его красота не шла с тех пор у нее из головы. Сердце ее затрепетало, да так, что она едва могла дышать, как увидела его среди толпы. Высокий, плечистый, в светло-зеленом бархатном дублете, так ладно его облегавшем. Его привлекательное, приукрашенное девичьими грезами лицо и сейчас мерцало перед нею, будто в волшебной дымке. Упрямый, благородных очертаний рот, волевой подбородок с впадинкой, правильный овал и высокий лоб. Настоящий бог, да и только! Никто из здешних парней не мог с ним сравниться. При нем всегда была кавалькада охотников в коричневых и зеленых камзолах, сам же незнакомец всегда был в бархате… Розамунда представила его смоленые кудри, падавшие на воротничок из тонкого шитья. До чего ж они блестели на солнце!.. Однажды он обернулся и посмотрел на нее. И когда их глаза встретились, даже ей улыбнулся. Зубы у него белые-белые, а кожа смуглая. У всех деревенских зубы были желтые, а то и вовсе выщербленные. Тот красавец до того был на них не похож, что Розамунда готова была поверить, что он явился из какой-то волшебной страны. Она давно уже решила для себя, что это необыкновенно знатный дворянин и что он в изгнании. Может, даже какой-нибудь принц. А может, наоборот, благородный разбойник, вроде легендарного Робина из Шервудского леса, прозванного Робин Гудом.
Когда он ей улыбнулся, сердце Розамунды чуть не выскочило из груди. И как только она не свалилась тогда в беспамятстве… Речей его она никогда не слыхала, слыхала только, что раз кто-то из охотников окликнул его именем Гарри. Принц Гарри, так она нарекла его в своих мечтах, а самая излюбленная из них была о том, как Гарри приезжает в их Дом на окраине и просит отдать ее в жены. А после увозит ее в замок, усадив с собой рядом на белоснежного коня. И все деревенские, разинув рты, с благоговейным ужасом смотрят на них. Вот бы красота была!
Розамунда понимала, что тешит себя небылицами. Но все равно несбыточные эти мечты доставляли ей радость. В настоящей жизни такого счастья не сыскать, уж крестьянской-то девушке точно. Несмотря на вечные материны россказни, она знала, что не только дворяне, но и богато одетые охотники из свиты не балуют виттонских девушек ухаживанием. А если вдруг и приглянется кому из них селяночка, они тут же за деревенской изгородью и потешатся ею. Такое и впрямь случалось. Нежащие сердечко Розамунды воображаемые прогулки с воображаемым возлюбленным, не менее от этого волнующие, лишь помогали хоть на короткие минуты вырваться душой на волю. Ведь чем больше она мечтала о своем принце, тем больше понимала, что ее удел – это сын кузнеца Стивен. И что лучшей доли ей тут не сыскать. И она будет дура дурой, коли прозевает его. Нужно скорее назвать ему день свадьбы, пока его не сманила другая.
Проснулась она задолго до зари и теперь молча разглядывала балки, за которыми юркие мыши грызли соломенный настил, и его клочья то и дело падали ей на лицо. Было темно, дом освещался лишь присыпанным на ночь тлеющим очагом. В спертом воздухе было намешано столько отвратительных запахов, что она непроизвольно морщила нос, стараясь дышать не в полные легкие.
Надо бы встать и перепеленать малышку, да обмыть Томаса, который, небось, обмарался во сне, да вынести поганое ведро. Сразу будет легче дышать. Обычно с этих хлопот начиналось каждое ее утро, но сейчас ей не до пеленок да ведер. Нынче ведь ярмарка. Задолго до того, как домочадцы продерут глаза, она будет ехать в Эплтон.
Взбодренная мыслями о предстоящей поездке, она выскользнула из-под одеяла и зябко поежилась. Выдыхая после каждого вздоха белое облачко, она торопливо натянула новенькое платье, припасенное специально для сегодняшнего знаменательного дня. Потом стянула густые каштановые волосы в узел и обвязала его новенькой лентой. Лента ей нравилась, но не потому, что это подарок Стивена, а уж очень она была хороша. Собственная черствость мучила Розамунду, ведь ей так хотелось ответить на его любовь и заботу тем же. Но у нее ничего не получалось, хоть она и старалась переломить себя.
Розамунда поплескала себе в лицо водой из колодезного ведерка, до того студеной, что сперло дыхание. Потом насухо растерла кожу грубым полотенцем. Из съестного имелось лишь полковриги хлеба, нет, это им. А она возьмет припрятанные под разболтанной половицей монетки. Этот ее никому не ведомый клад позволит ей полакомиться пирожком с мясом или сладостями, там, на ярмарке.
Две темные кучки золы тлели в очаге, развалившиеся рядом Ходж и Джоан храпели и бормотали что-то во сне. Розамунда осторожно прокралась к двери и подняла щеколду. Было темно и студено. Она плотнее запахнула накидку и поспешила прикрыть дверь, опасаясь разбудить отчима. Брани в ответ не раздалось, – значит, никто ей не помешает. Пусть-ка сам поклянчит себе где-нибудь завтрак, как часто приходилось ей. Впрочем, он долго думать не станет, стащит у соседей яиц да наестся.
В редеющей мгле послышался все нарастающий топот цокающих копыт. Загоготали гуси и сонно взбрехнула собака. Увидев возок Джиллот и Мэта, она вышла на утоптанную дорожку. Наконец лошадь, фыркая и поводя косматой головой, замедлила шаг и обдала Розамунду теплым клубящимся дыханием.
– Карета подана, – усмехнулся, наклонившись к ней, Мэт. – Залезай. – Капюшон он опустил на лицо, укрываясь от холодного ветра.
Заботливые руки помогли Розамунде забраться и усадили в середку: с одного бока – мускулистое тело Мэта, с другого – уютная мягкая Джиллот. На видавшей виды повозке громоздились одна на одной клетки с живностью. Шесть гусей, сколько-то крапчатых уток, и корзина яиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122