Хлопнула дверца, повернулся ключ в замке, в прихожей послышались шаги.
Ферн стояла, застыв перед зеркалом, и сердце ее бешено колотилось, готовое вырваться из груди. В комнату вошел Росс:
– Привет!.. Я вернулся!
– П-привет…
– Что, «молнию» заело? – Росс подошел и выправил «молнию», которую она успела испортить.
– Ну… как там профессор Брунхилл? – спросила Ферн.
– Слаб, но держится молодцом. Был очень рад моему приезду. Они с Клэр шлют тебе привет. – Он так и не убрал рук с ее талии. – Ну а здесь как? Все в порядке? Я звонил вчера вечером, во всяком случае, пытался, но связи почти не было из-за бури. Я подумал, как ты тут одна, а потом вспомнил, что с тобой Диана. А буря, судя по всему, была сильная, да?
Если бы только он не касался ее сейчас! Если бы не улыбался и не смотрел ласково! А так… Разве могла она сейчас стереть с его лица улыбку всего за одно мгновение, сказав: «Здесь не было Дианы, и меня здесь тоже не было. Я была в Марина-Бич с Кеном Маквикаром. Мы ночевали в одном отеле, и его номер был всего в нескольких шагах от моего».
Какая-то затаенная тревога или дикая тоска в ее глазах, а может быть, ее ужасающая бледность заставили его насторожиться.
– Что случилось, Ферн? Разве Диана не ночевала у тебя?
– Диана в Санта-Кларе…
– Так ты была одна?
Его обеспокоенность решила все, и Ферн так и не смогла произнести правды, уже готовой сорваться с ее губ.
– Да, я… я была одна.
Росс смотрел на слезы, бегущие по ее щекам. Сама Ферн не чувствовала их, она даже не знала, что плачет.
– Так ты была тут совсем одна, напуганная?.. – Его голос – глубокий, нежный – выражал неподдельную тревогу. – Прости меня, милая!
Он склонился над ней, хотел вытереть слезы, но губы почему-то сами коснулись ее губ, влажных и соленых от слез. На мгновение ей показалось, что он хотел отвести губы, но вдруг прижал к себе ее тонкое, стройное тело и поцеловал с настойчивой страстностью, не знающей сопротивления. Потом, словно испугавшись, что может причинить ей боль, он ослабил этот страстный натиск.
В душе Ферн царило смятение. К сладости примешивалась горечь. Его потянуло к ней просто как мужчину к женщине. На большее она не могла рассчитывать, но и отказаться от этого не могла.
Наконец их губы разъединились. Ресницы ее затрепетали, она открыла глаза.
– Кажется, мы соскучились друг по другу, – сказал Росс, потом вдруг поднял голову и повел носом. – Что это? По-моему, что-то горит.
– Это ризотто! – Ферн вырвалась из его объятий и, подобрав кружевной подол, бросилась на кухню.
Остаток вечера прошел для Ферн как во сне. Она понимала, что нежится в водах, грозящих опасным омутом, но сейчас ей было важно только то, что ее кораблик безмятежно качается на волнах, а глаза капитана, добрые и улыбчивые, устремлены на нее.
Они ужинали при свечах. Проголодавшийся в дороге Росс в полной мере оценил итальянское ризотто, подгоревшее, к счастью, только по краям. Они говорили о профессоре и его сестре. Глядя на личико Ферн, ставшее еще более красивым при свете свечей, Росс вдруг вспомнил, что привез ей кое-что из Сан-Франциско, и пошел забрать подарок из сумки.
«Не украшение», – подумала Ферн. Она полила желе шоколадным соусом и подняла глаза на Росса: он вернулся в комнату, держа в руках небольшую коробочку, упакованную в подарочную бумагу.
– Открыть? – спросил Росс.
– Да, пожалуйста.
Он снял подарочную обертку, открыл коробочку и извлек из нее изящный хрустальный флакончик размером с ладонь.
– Я наполнил его твоими любимыми духами – «Апрельской фиалкой».
– Ах, Росс!.. – Ферн восхитил и сам подарок, и то, что Росс помнит, какими духами она привыкла пользоваться. – Какая прелесть!
– Я знал, что тебе понравится. – Он сел за стол, и по едва заметной усмешке на его губах Ферн поняла, что он не забыл слов о том, что украшения нужно дарить только в знак любви.
После ужина Росс предложил помыть посуду, но Ферн отказалась, в свою очередь предложив ему отдохнуть в кресле с сигарой. Она заметила у него круги под глазами и покраснение вокруг шрама на виске – опасный сигнал приближающегося приступа головной боли.
– Признаться, ты сегодня поразила меня, – сказал Росс, не сводя глаз с Ферн в белом кружевном платье, маленькие рукава-фонарики которого и изящный вырез на груди делали ее совсем юной. – Я не помню, чтобы ты надевала его раньше, Ферн. И знаешь, оно мне очень нравится!
– Правда? – Ферн, не глядя в его сторону, собрала на поднос грязную посуду и унесла ее на кухню.
Они пили кофе, потом слушали пластинки. Росс привез из Сан-Франциско альбом с записями Клэр Брунхилл, и Ферн, уютно устроившись среди подушек в уголке возле камина, завороженно слушала ее проникновенное пение. Росс, словно отдыхающий тигр, лежал, растянувшись на кушетке с сигарой во рту, и загадочно улыбался словам песни:
Но я не знала, когда целовала,
Что погибель в любви таится.
В золоченую клетку я сердце закрыла
На серебряный ключик – чтоб не могло освободиться.
Слабая усмешка играла на губах Росса. Когда песня закончилась, выпустив клуб ароматного дыма, кольцами устремившегося к потолку, он сказал:
– Дивный голос!..
– Да.
– Еще послушаем?
Ферн встала:
– Музыка очень хорошая, но мне хочется спать. Принести тебе твой обычный сандвич с молочным коктейлем?
Он лениво покачал головой:
– Лучше бокал шампанского.
– Сейчас?! – удивилась Ферн.
– А почему бы и нет?
Смеясь, Росс подошел к бару и наполнил два бокала. Протягивая Ферн ее шампанское, он сказал:
– После этого мы оба уснем… Выпей. Шампанское отличное!
Послушав песню Клэр Брунхилл, Росс стал каким-то циничным и неспокойным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59