– Конечно, мадемуазель. – В его тоне, однако, прозвучала злость. – Я отлично помню ваши слова. Наше сотрудничество обусловлено «исключительно интеллектуальным, научным, рациональным интересом».
Мари метнула на него быстрый взгляд поверх стаканов, воронок и штативов, загромождавших стол.
– Именно. Хотя я и не очень понимаю, для чего нам работать вместе. Я прекрасно справилась бы сама.
– Однако вы получили в свое распоряжение целую лабораторию только благодаря моему положению в университете, – напомнил он.
– Вы правы, – неохотно согласилась она и сосредоточилась на эксперименте.
Макс хмурился. Все шло совсем не так, как он предполагал.
Эту тихую лабораторию, размещавшуюся во втором этаже учебного здания и летом пустовавшую, одолжил ему приятель. Он также предоставил им все необходимое оборудование, не задавая при этом лишних вопросов. Но их попытки нейтрализовать неустойчивые аспекты ее соединения оказывались пока не слишком успешными.
К тому же Макс был принужден пойти на определенные уступки, иначе она ни в какую не желала сотрудничать с ним. Он не должен был предпринимать никаких попыток к сближению, прикасаться к ней, а также говорить, что любит ее.
И это уже начинало бесить его. Они работали бок о бок ежедневно, с раннего утра до позднего вечера, но она шарахалась при каждом его приближении; более того, она настояла, чтобы они возвращались домой в отдельных экипажах.
Он, в свою очередь, безопасности ради настоял на вооруженной охране и на разных маршрутах до дома.
Он надеялся, что совместная работа сблизит их, что она наконец-таки поверит в искренность его чувств. Но она держалась с ним еще более отчужденно, чем когда-либо. И понять, что же она на самом деле испытывает к нему, становилось все труднее.
Если, конечно, она вообще питает к нему какие-то чувства.
Мари склонилась над очередным ящиком:
– Должна признать, милорд, вы действительно неплохо разбираетесь в химии.
– О-о, вы бесконечно добры, мадемуазель, – с сардонической улыбкой ответил он и принялся вытирать свой стакан.
Факт состоял в том, что его знания были абсолютно комплиментарны ее умениям. Она была знатоком по части эксперимента, начиная с проектирования опыта и кончая анализом его результатов, а он был силен в теории, умея свести многочисленные результаты в один.
Не говоря уж о том, что он лучше ее разбирался во взрывчатых веществах и оружии.
– Я хотела бы еще раз подчеркнуть, – сказала она, не отрывая взгляда от ящика. – Как только наша работа – моя работа – над удобрением будет завершена, я немедленно покину ваш дом. Ведь таков был наш уговор, милорд?
Она испытующе посмотрела на него. За этим вопросом он угадал другой. Или вы опять обманываете меня, лорд Максимилиан д'Авенант?
– Вы вольны поступать как вам угодно, – заверил он ее. – Когда мы найдем способ усовершенствовать ваше удобрение, а следовательно, обеспечить вашу безопасность, вы уедете. Вам не придется больше терпеть мое общество.
Не ответив, она вернулась к работе.
На ее лице не было ни облегчения, ни сожаления.
Там не было ничего. Но ведь что-то же она должна испытывать при мысли о том, что никогда больше не увидит его? Ему хотелось потребовать от нее ответа, но вопросы, касающиеся их взаимоотношений – или отсутствия таковых, – обсуждению не подлежали.
Придвинув табурет, он тяжело опустился на него. Его силы иссякли. Все его старания не приводили ни к чему. Потирая ноющее плечо, он наблюдал за Мари.
После последнего их разговора, который состоялся четыре дня назад, он ни разу не заметил в ее взгляде ни злости, ни презрения. Однако следовало признать, что она вообще не так уж часто обращала на него свой взгляд. Они заключили перемирие, прекратили военные действия в интересах науки и в надежде спасти людей, живущих по обе стороны пролива.
Но он уже начинал жалеть об этом. Вынужденный мир оказывался хуже ада. Находиться постоянно рядом с ней, с той, которую он любит, и при этом не иметь возможности даже подойти к ней, – это было невыносимо.
Кроме того, он обнаружил, что ему весьма сложно сосредоточиться на работе; его мучили желания, воспоминания... даже фантазии. Воображение рисовало ему, как он заключает ее в объятия, осыпает ее поцелуями, и она отдается ему прямо здесь, в лаборатории, на полу. Мысль эта казалась чудовищной, дикой...
И нестерпимо соблазнительной.
Нет, это немыслимо.
Он положил руки на стол и, страдальчески вздохнув, опустил на них голову.
– Вы плохо чувствуете себя? – спросила она.
Чуть приподняв голову, он взглянул на нее сквозь упавшие на глаза пряди волос.
– Нет, я в порядке. Она покачала головой.
– Эти поездки по городу не идут вам на пользу, милорд. Вам вообще не следовало бы выходить из дома. Вы должны находиться в постели.
Он не ответил, только его глаза сообщали, что это в ее силах – уложить его в постель и продержать там столько, сколько ей захочется.
Увы, она не поняла этого сообщения.
– Вы уверены, милорд? У вас сейчас очень странный взгляд. Мне кажется, у вас жар. Вероятно, инфекция...
– Осторожно, мадемуазель, – усмехнулся он. – Одно лишнее слово, и у меня сложится впечатление, что я вам небезразличен.
Она мгновенно отвела глаза.
– Вовсе нет, – беспечно обронила она. – Просто я боюсь, что придется прервать нашу работу.
Он отметил, что на этот раз словечко «наша» не подверглось исправлению.
Положив щеку на локоть, он следил за ней. По правде говоря, она была не так уж далека от истины: проснувшись сегодня, он понял, что у него поднялась температура, и этот жар вместе с болью дурманили его сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124