– Ну, официально это называется слушание по выявлению мотивов для предъявления иска. Это означает, что судья будет решать, есть ли основания для того, чтобы навсегда отлучить тебя от родителей. Перед этим к тебе зайдет окружной адвокат, он побеседует с тобой. Расскажи ему все, как и мне тогда, в школе.Джуд с удрученным видом разглядывал своего приятеля-полицейского.– Ну что ж, мне пора. Я на дежурстве, ты же знаешь.Джуд кивнул.Кристофер потрепал мальчишку по голове, поблагодарил миссис Биллинг и вышел. Открывая дверцу автомобиля, он бросил взгляд на дом И увидел, что Джуд замер у окна и молчаливо наблюдает за ним. В машине ему пришлось прежде высморкаться и прокашляться и только потом доложить по радиосвязи диспетчеру о результатах своей поездки.По дороге в патронажную службу, где он должен был выяснить, когда планируется слушание в суде, Крис вдруг подумал о том, что за сегодняшний день парнишка ни разу не пустился в блатной жаргон. Испуг лишил его привычной бравады.
Вечером того же дня он позвонил Ли.– Мне нужно тебя видеть.– Что-то случилось? – спросила она.– Да, это… – А что, собственно, «это»? Опять его работа – неблагодарная, проклятая работа, требующая от него такого напряжения душевных сил. – …Это Джуд.Не задав больше ни единого вопроса, она разрешила ему тотчас же приехать.– Приезжай в любое время. Я весь вечер дома.Он подъехал в половине девятого. На душе было тяжко, он испытывал острую потребность… потребность… а в чем – не мог выразить словами. В поддержке, может быть.Она открыла ему дверь и, лишь только взглянув на его осунувшееся лицо, с тревогой в голосе спросила:– Милый, что с тобой?Даже не сняв куртки, он обнял ее и уткнулся в ее волосы. Она сомкнула руки на его спине, и они затихли так, в тускло освещенной прихожей, которая, кстати, неплохо просматривалась из гостиной. Там, где в кои-то веки не было слышно ни трескотни телевизора, ни возгласов Джои.– Просто сегодня выдался день, без которого лучше бы в жизни обойтись.– Что произошло с Джудом?– Я назначил официальное слушание по факту отлучения его от родителей.– А в чем дело?Он рассказал ей о талонах на обед, кокаине, сцене в кабинете директора, о том, как отвозил Джуда в приют.– Все дело в том, что даже после всего, что я знаю о мытарствах этого мальчика, я все равно не уверен что поступаю правильно.– Но кокаин…– Я знаю. Знаю. – Он нежно обнимал ее, ему необходимо было чувствовать ее тепло и близость, ощущать прикосновение ее рук. – Но я был у него дома, Ли, и знаю, каково там. Это дом, но он не похож на дома других детей. И все-таки другого не дано, и ты знаешь, что, если лишишься отца и матери, вряд ли отыщется кто-нибудь еще, кому будет до тебя дело. Сегодня я прочитал эту же мысль в глазах Джуда. Я почувствовал это, когда он бросился мне на шею. Я испугался, что она хрустнет. Потом он сказал: «Я хочу жить с тобой, Крис», а я вынужден был сказать «нет». Господи, Ли, ты бы его видела. Он сидел на этом жестком казенном стуле, словно маленький беженец, грязный, оборванный, вонючий. Зима, а он в тонкой курточке. Я уверен, что утром никто не накормил его завтраком… А у меня пустует одна комната, и я зарабатываю достаточно, чтобы нам хватило на двоих. Но что мне делать с двенадцатилетним мальчишкой, если я так часто работаю по ночам, а присматривать за ним некому?Она ничего не могла ему ответить. Она лишь прижимала его к себе, слушала его хриплый шепот, понимая и сочувствуя ему.– Предупреждают ведь остерегаться этого, не прикипать душой к детям, но ведь тогда надо не иметь сердца!– Джуду сейчас тепло, сытно и уютно. Ты и так столько для него сделал!Он вздохнул и, прижавшись подбородком к ее голове, закрыл глаза. Он пытался почерпнуть у нее сил, чтобы справиться с переживаниями, но в памяти вновь и вновь оживали тягостные воспоминания.Помолчав, он произнес:– Дети – это самое тяжелое в нашей работе. Не преступники, не проходимцы и даже не жертвы преступлений. Самое страшное – это дети.– Я понимаю, – сказала она, поглаживая его по спине. – Грег всегда говорил то же самое.– Пару лет назад, в первый год службы Грега в полиции, я получил сигнал из Северного округа, что кто-то заметил на улице маленькую девочку, которая шла босиком, совершенно одна. Был чудный летний день; около двух часов пополудни я отыскал ее. Ей было что-то около трех. Клянусь Богом, никто к ней в тот день даже не прикасался. Видно было, что одевалась она сама, бедняжка. Платьице грязное, трусиков под ним вообще не было, и потом эти босые ножки… а волосы спутаны и давно не видели расчески. Она шлепала по улице, волоча за собой лысую куклу. Я нашел ее за несколько кварталов от ее дома. Она просто вышла на улицу, и никто ее не хватился. Когда я остановил свою машину возле нее, она сосала пальчик и горько плакала. Увидев меня, она подбежала, протянула ко мне свои ручонки и прижалась ко мне так, что никто уже не смог бы оторвать ее от меня. Мне пришлось вызвать помощника, потому что она плакала, когда я пытался высвободиться – ведь мне нужно было вести машину. Я сам отвез ее в приют, и, когда стал передавать ее воспитательнице, она опять расхныкалась, отказываясь слезать с моих рук.Он помолчал и потом добавил:– На всю жизнь запомнил я тот день.Он затих, и она сказала:– Ты не должен казнить себя за то, что не взял Джуда к себе.– Но это меня мучает. Я всегда вел себя с ним, как старший брат, а вот теперь чувствую себя так, словно предал его.– У тебя слишком доброе сердце.– Разве может быть сердце слишком добрым?– Милый Кристофер, потому-то я и люблю тебя.– О, Ли… – Он отстранился от нее, взял ее лицо в свои руки, обхватив его словно чашу, из которой собирался напиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128