Сжав зубы, он выдержал неодобрительный комментарий Юфимии относительно его раннего возвращения из парламента с тем, чтобы услышать ее объяснение, что Элизабет предложила Дру покататься в парке. Это на некоторое время успокоило его. Но с каждой проходившей минутой к нарастающему раздражению примешивался страх, что его враги могли перенести свои злые намерения на Лилибет. Он должен был догадаться, как, вероятно, сделали они, что такая тактика гораздо вернее поможет им добиться цели, чем любые угрозы против него.
Потом конюший Джереми явился с сообщением, так смешавшим эмоции Грэя, что его страх за безопасность Элизабет стремительно обернулся новыми подозрениями и недоверием. Грэй рванулся к двери, исполненный решимости сделать что – нибудь, что угодно. Остановившись, сжав в бессильном гневе кулаки, он резко развернулся и пошел в обратном направлении. Он никогда еще не испытывал такой бури бесконтрольно меняющихся чувств. То, что ему приходилось переживать их сейчас, никак не улучшало его жуткого настроения.
Заставив себя остановиться и восстановить самообладание, Грэй схватился за каминную полку из белого мрамора с такой силой, что у него побелели кончики пальцев. К тому времени как тишина в доме была нарушена звуком открывающейся входной двери и нежным шелестом шелковых юбок, ему удалось заключить бушевавшее внутри пламя в тонкий слой льда. Тремя длинными шагами он достиг двери и с силой распахнул ее, грозно остановившись в проеме.
Лиз почувствовала его замораживающий взгляд, но отказалась смотреть в сторону излучающего холодные обвинения мужа. Какой злосчастный каприз судьбы привел Грэя домой рано в тот день, когда она рассчитывала, что он будет занят в парламенте гораздо дольше? И что с важным делом, которое, по газетным сообщениям, было намечено на рассмотрение сегодня? По его настроению было ясно, что ему уже доложили о проблеме с каретой. Разбитая неудачей, которой закончилась задуманная ею поездка, Лиз чувствовала себя не в состоянии выдержать столкновение с мрачным мужчиной, страшным в гневе. Сделав попытку не заметить его, она начала спокойно подниматься по изогнутой лестнице, на ходу сдергивая модную шляпку.
Грэй был в бешенстве! Он убивался от страха за жизнь Элизабет только затем, чтобы обнаружить, что она была с холостым мужчиной, хорошо известным своим распутством… и, по его личным подозрениям, виновным в гораздо более худшем. Теперь она отвернулась от него, как будто он и его реакция на ее проступки ничего не значат. Грэй пошел вслед за ней – грозовая туча с глазами, сверкающими молниями.
Лиз вплыла в свой будуар, швырнув шляпку на секретер, отчего в стороны разлетелись бумаги и перья. Она не стала закрывать дверь, поскольку Грэю, очевидно, невозможно будет запретить войти и произнести свой уничтожающий выговор. Избрав единственным средством обороны молчание, она прошла к дальней стене комнаты и остановилась, спиной к открытой двери, устремив невидящие глаза на изящную цветочную акварель.
Ее будуар в бледно-зеленых и персиковых тонах был задуман как тихий рай, но когда Грэй шагнул внутрь, это впечатление разлетелось с такой же силой, какую он применил, пинком закрывая дверь.
– Хейтон! – Он зарычал, но не сделал больше одного шага вперед, боясь совсем потерять самообладание. – Ты забыла свое доброе имя – мое доброе имя, чтобы преследовать Хейтона! – Он схватил спинку изящного, в стиле королевы Анны стула так, что, казалось, переломит ее надвое, каковое действие вернуло ему некую долю хладнокровия. – В ту ночь, когда я застал тебя в людской, ты только что вернулась со свидания с графом?
Лиз показалось, что лед, прозвучавший в вопросе, может расколоть камень.
– Конечно нет! – Она вихрем развернулась к нему, полыхая огнем в ответ на лед. – Я знаю, как плохо ты думаешь обо мне, но все-таки стороны моего характера, которые ты находишь чрезвычайно неприятными – мой темперамент, моя своевольная самостоятельность, – свидетельствуют, что вряд ли я такая дурочка, чтобы прельститься заигрываниями этой скользкой жабы.
На мгновение Грэй был выбит из колеи ее презрительным описанием Хейтона. Но только на мгновение. Простой намек, чтобы какой-то другой мужчина, хуже всего – Хейтон, занял его место в чувствах – и постели – его жены, настолько вывел Грэя из его обычного равновесия, что полное значение ее ответа не дошло до него и не смягчило его черной ярости.
– Под давлением Джереми признался, что вы устремились к двери Хейтона, не успел он отойти. Даже плохо воспитанная американка не стала бы подходить к двери малознакомого холостяка.
– Нет! – Выйдя из себя в ответ на несправедливые обвинения, Лиз возразила, не успев здраво помыслить: – Я бы этого не сделала, если бы знала, что он там!
– Что? – Черные брови изогнулись в притворном изумлении. В ее словах не было смысла, никакого!
Лиз глубоко вздохнула, стараясь побороть сердитое возбуждение, крепко сжав руки.
– На вчерашнем приеме Лоренс сказал мне, что на несколько дней отправляется в охотничий домик. Он заявил, что местная полиция просит его помощи в решении дела о твоем ранении на охоте.
Слово, которое Грэй услышал наиболее отчетливо, было «Лоренс», и с этим интимным именем – новость, что у него, очевидно, была причина полагать, что ее интересует его местонахождение. Грэй покачал головой и тихо, с издевкой, прокомментировал:
– Итак, ты хочешь, чтобы я поверил, что, не сомневаясь в правдивости заявления «жабы», так беспечно отправилась одна в жилище холостяка? Доверие, оказанное ему, я мог бы добавить, ты редко оказывала мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92