Это открыло Анье глаза. Как глупо было с ее стороны надеяться переубедить неумолимого жреца и добиться, чтобы он обра­довался ее присутствию!
Только теперь, когда последний отблеск не­яркого лунного света скользнул по небу, дыхание Ивейна стало размеренным, спокойным и сон­ным. И только теперь могла она рискнуть и ис­полнить еще один смелый план, придуманный ради блага любимого, чтобы исправить зло, ко­торое, как он думал, она ему причинила.
Радуясь, что оказалась предусмотрительной, не расплетя перед сном толстые косы, девушка осторожно встала. Мешочек с припасами она ос­тавила Ивейну. Потом неслышно подняла котом­ку со сменой одежды и постаралась как можно тише сделать самое трудное – тихонько разбу­дить Ягодку и вывести ее в лес.
С решимостью, подкреплявшейся горестным со­знанием того, что Ивейн видит в ней лишь обузу, Анья сунула руку в маленький мешочек, по-прежне­му висевший у пояса, и вынула кристалл. Она при­нялась медленно катать его в своих гладких ладош­ках, мысленно нараспев произнося заговор о прикры­тии. Анья надеялась, что хорошо помнит слова. Она слышала их только дважды, да и то в раннем детстве.
Девушка чуть не вскрикнула, когда впервые в ответ на ее призью белый камешек у нее в ладонях начал светиться. Свет был неяркий, мерцающий, и все-таки это был свет. Боясь, как бы неловкое дви­жение или запинка не рассеяли чары, лишив ее этого маленького успеха, Анья бережно зажала кристалл в руке и направилась к Ягодке.
Характер у лошади был покладистый, но кто знает, как она поведет себя, если поднять ее и направить в обратную сторону. Кобыла может наделать столько шума, что разбудит Ивейна, воина и жреца, привыкшего спать очень чутко. Анья решила, хотя и не могла быть уверена, что заговор о прикрытии делает не только людей, но и животных, – всех, кто находится в кругу света кристалла, – невидимыми. И, что было еще важнее в эту минуту, она надеялась, что их будет не только не видно, но и не слышно.
Как бы там ни было, все шло как по маслу, пока в мерцающем сиянии кристалла Анья выби­рала дорогу, обходя камешки, о которые можно споткнуться, и сучья, которые наверняка хрустнут, если на них наступить. Подойдя к дереву, где была оставлена Ягодка, Анья удивилась, что кобыла стоит и смотрит на приближающуюся хозяйку так, точно ожидает ее появления. Вместе они направи­лись обратно по дороге, пройденной днем.
Анья не решалась прекратить свое беззвуч­ное песнопение, пока не оседлала кобылу и они не отошли достаточно далеко от спящего Ивейна. Когда она наконец перестала повторять слова заклинания, кристалл тотчас же остыл и померк. Наскоро пробормотав трижды благодарственную молитву, девушка бережно опустила камень обрат­но в мешочек, затем вскочила на широкую спину лошади и подхлестнула неторопливое животное.
Заехав в лесную чашу, где ветви деревьев, спле­таясь, не позволяли рассеянному звездному свету проникнуть сквозь них, Анья уже ничего не могла разглядеть, и ей пришлось положиться на инстинкт Ягодки. Стараясь не думать об опасностях пути, де­вушка не могла тем не менее подавить неожиданное дурное предчувствие. Это не было ни боязнью кро­мешного мрака, ни страхом перед лесными зверями. Она вобрала в себя слишком много любви своей ма­тери ко всему живому, чтобы страшиться этого. Скорее, Анья чувствовала некоторое беспокойство, словно бы за ней наблюдали глаза человека.
«Не будь дурочкой, какой считает тебя Ивейн, – молча одернула себя Анья. – Даже лесные разбойники должны спать по ночам, чтобы бодрствовать днем и не упустить добычу».
Желая поверить собственным утешениям, де­вушка попыталась заглушить опасения, заклю­чив себя в раковину спокойствия, как делала многие годы. А лошадь, лишенная человеческого воображения, тем временем трусила себе поти­хоньку, не задумываясь ни о глубоком сумраке ночи, ни о зверях, шныряющих в чаще, ни о не­добрых взглядах людей, притаившихся, быть может, в лесу.
Обгоревшее полено в потухающем костре трес­нуло и рассыпалось, искры фонтаном взлетели в ночное небо. Потянувшись, Ивейн повернул голову на треск и взметнувшуюся россыпь искр. Крохот­ные огоньки взвились, танцуя и переливаясь, и в то же мгновение погасли, превращаясь в холодный пепел и опускаясь на землю. На пустую землю!
Ивейн мгновенно вскочил, гибкий и грациоз­ный, как пума. Анья исчезла. Он должен был до­гадаться, что она сбежит! Более всего его трево­жило то, что, если они слишком долго будут на­едине, он может не удержаться и уступит ее невинному искушению. Поэтому он был с нею слишком суров. Разумеется, своей холодностью – ни капли нежности, которую она так привыкла от него видеть, – он все равно, что приказал ей уйти.
Схватив посох, Ивейн, понизив голос до мрач­ных, бездонных глубин, начал нараспев произно­сить слова заклинания. Подвластный мелодии мо­гучих триад, кристалл на рукояти загорелся ярким сиянием, и при этом таинственном свете Ивейн быстро зашагал по тропинке, пройденной ранее.
Сознавая ответственность за бегство Аньи, жрец чувствовал также, что он в ответе за любое несчастье, которое может постигнуть девушку по его вине. Он несомненно был прав, упрекая ее в безрассудстве, вот только сказать об этом нужно было совсем по-другому.
Внезапно устрашающее видение возникло перед его внутренним взором: он увидел Анью танцующей золотой искоркой, взлетевшей в чер­ное небо, ослепительным всполохом мелькнув­шую во тьме его жизни, чтобы осыпаться хлад­ным пеплом, упасть в руки хищников в челове­ческом облике, в чьи расставленные капканы он сам подтолкнул ее. От этих мрачных мыслей Ивейн зашагал еще быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82